Но что же ему теперь делать? Построить синагогу, в которую никто не будет ходить? Заказать свиток Торы, который никто не будет читать? Пожертвовать на кибуц, чтобы атеисты практиковали там свободную любовь? В наши дни даже благотворительностью невозможно заниматься. Все пожертвования съедаются секретарями, главами фондов и политиками. До нуждающихся деньги все равно не доходят.
В записной книжке, в которой Израиль Данцигер подсчитывал свой капитал, лежало несколько писем, доставленных сегодня утром. Одно письмо было из Бруклинской иешивы, другое от еврейского поэта, подготовившего к печати очередную книгу стихов, третье от президента дома престарелых, планирующего построить новый корпус. Тексты писем был разные, но припев — один и тот же: пришлите чек. Но зачем множить ешиботников в Уилльямсбурге? Кому нужны стихи этого графомана? И для чего строить новый корпус? Чтобы президент устроил банкет и снял сливки? Скорее всего, президент сам строитель или его зять — архитектор. «Знаю я эту публику, — пробурчал себе под нос Израиль Данцигер. — Не на того напали».
Израиль Данцигер не мог больше сидеть без дела. Он чувствовал, что его засасывает пустота. И это было почти так же болезненно, как сердечный приступ. Та сила, которая держит мужчин на плаву, стремительно покидала его, и он понимал, что еще чуть-чуть — и он сойдет с ума, погибнет в прямом смысле этого слова. Необходимо было что-то предпринять, не откладывая. Он бросился в спальню, распахнул дверцы платяного шкафа надел брюки, носки, рубашку, ботинки, взял трость и вышел на улицу. В гараже стояла машина, но ему не хотелось садиться за руль и бесцельно мчаться по автостраде. Хильда отправилась в магазин за покупками. Дом останется пустым, но здесь не воруют. Да и если бы даже кто-то к ним влез? А потом, перед домом возился садовник Джо — поливал из шланга голубоватую траву, которую привезли в рулонах и разложили на песке, как ковер. Даже у травы здесь нет корней, подумал Израиль Данцигер. Он завидовал Джо. У этого чернокожего парня, по крайней мере, есть какое-то занятие. Где-то неподалеку жила его семья.
То, что Израиль Данцигер испытывал сейчас, нельзя было назвать обычной хандрой — это было настоящей паникой. Если он сейчас же не предпримет каких-нибудь шагов, ему конец. Может быть, отправиться к брокеру, проверить, как идут дела с акциями? Но он уже и так просидел там целый час сегодня утром. Нельзя же заявляться туда по два раза в день — прослывешь занудой. Тем более что уже без двадцати три. Пока он туда доберемся, они закроются.
