После ужина Манчита отправилась кормить кур, Манчи — свиней, дед — поить Серую, Король… Ангелочек отправила его в постель в «их» бывшей комнате. На чердаке спать теперь холодно. С собой он взял — изменник! — книгу, озаглавленную «Детская радость». А Марви? Ничего! Его Величество вспомнит о ней опять… утром. Во всяком случае, обратно в город они, конечно, так и возвратятся вместе.
Король спал бы да спал, но когда собрался повернуться на другой бок, старые часы с амбарным ключом отбили ровно десять, послышался лай Вилки, и он вспомнил, что находится на Сааре.
Хутор Ару…
Собственно, их два хутора Ару — Малый Ару и Большой. Правильнее было бы сказать Хару, что означает ветвь. Называются же обе усадьбы так потому, — что ведёт к ним через каменистые пастбища и можжевеловые кустарники колейная дорога, которая, раздвоившись, заканчивается хуторами на обеих ветках.
Антс с матерью и дядей жил на Малом Ару. До Большого отсюда прямиком по тропинке с полкилометра. Оба хутора располагались за пастбищами обособленно на краю леса. У Малого Ару стояла старая голландская мельница, которой уже лет двадцать, наверное, не пользовались. Хутор назывался Малым Ару по простой причине — всех земель не больше шести гектаров, леса своего никакого, дом крошечный из комнаты да кухни, пристроек — небольшой амбарчик, баня; коровник пристроен впритык к жилому дому и соединялся с ним дверью. За домом сад, за ним начинался смешанный лес, преобладали дубовые и осиновые рощи, дальше они переходили в ельник, тянувшийся до самой омнибусной дороги.
Эту сторону Звенинога Король знал плохо, к тому же хутор Ару не считался относящимся к Звенинога, а к соседней деревне, но для Его Величества важно знать дорогу до него, поскольку, не повидав Сесси, он решил в город не возвращаться, ни один, ни с Марви. Дорогу он знал, и летательный аппарат домчал его мигом.
Как здорово ехать в такой солнечный день! Утром слегка подморозило, сейчас уже разогрелось. Несмотря на холода, то тут, то там ещё среди можжевеловых кустов понуро стояли лошади, принюхиваясь к пожелтевшей холодной траве, которую им явно не хотелось щипать. Серую уже не выводили на пастбище, она теперь хрумкала сено в тепле, если, конечно, не было работы. Тепло теплом, но уже в который раз осудил Король образ жизни лошади: всю зиму в помещении… Работа — конюшня и, наоборот, — разве это жизнь! То ли дело он, Король, свободен как птица… и мчится в море прозрачных красок; кругом до того красиво, что он даже слез с велосипеда и шёл, толкая рядом свой аппарат. Как всё чисто кругом! Как свежо! Как тихо! Слышны лишь какое-то щёлк-чилк, издаваемое серой птичкой на можжевельнике, — ягодки клюёт. Раздавались и другие, невидимые глазом, звуки лесной жизни.
