Были ива да Иван, древа, люди.
Были выше — дерева, люди — люты.
Упирались в бел туман поднебесный
деревянные дома, церкви, кнесы…
За кремлевскою стеной Грозный топал,
головою костяной бился об пол.
Звал, шатая бородой: — Эй, Малюта!
Помолися за убой, смерть-малюток.
Под кремлевскою стеной скрипы, сани,
деготь крут берестяной варят сами.
Плачет в избяном чаду молодуха,
будто в свадебном меду мало духа.
И под ребрами саней плачет полоз,
что опричнины пьяней хриплый голос.
Бирюками полон бор, площадь — людом.
По потылице топор хлещет люто.
Баба на ухо туга, крутобока.
И храпят, храпят снега, спят глубоко.
Были ива да Иван, были — вышли.
Стали ниже дерева, избы — выше!
А на пахотах земли стало вдвое.
То столетья полегли перегноем.
