Положение для него было очень невыгодное: он на ногах, а уланы в седлах. Командовать снизу ему еще не приходилось, но не ударять же лицом в грязь! А великий князь улыбался, глазами спрашивая:
– Интересно, как ты выпутаешься из этого положения?
– Выпутаюсь, – твердо решил Лунин, – еще и тебя в лужу посажу!
Он вышел из толпы адъютантов и властно встал перед строем. Подождав несколько секунд, чтоб уланы успели его оценить, он резко скомандовал:
– С коня!
Уланы, перебросив ногу через седло и сместив центр тяжести на стремя, вытянули носок, чтобы коснуться им земли. Но в этот момент Лунин закричал, сам не ожидая от себя такой злости:
– На ко-о-о-нь!
Эффект был угадан точно: когда одна нога еще не успела твердо встать на землю, а другая уже вышла из стремени, люди должны были лететь обратно вверх. Точки опоры у них не было, и они не знали, как оттолкнуться, чтобы выполнить приказ. Попадали почти все; те, кто оттолкнулись левой ногой, потому что выскочили из стремени, те, кто правой – потому что не удержали равновесия.
Приближенные Константина замерли в ожидании. Ведь Лунин перед всем строем посрамил цесаревича. Как-то великий князь среагирует на эту выходку? Но наследник престола наблюдал всё это, как забавный балаган. Он засмеялся, и так же, как семь лет назад, хлопнул Михаила Сергеевича по плечу:
– Свой брат, все наши штуки знаешь. Возьму тебя в адъютанты.
Этот смех сытого барина, который готов любимому шуту простить даже дерзкие выходки, неприятно резанул слух Лунина, но он почтительно склонил голову, благодаря за новое назначение.
Высокая должность и внимание Константина обязывали, и Михаил Сергеевич уже не устраивал такие буйные забавы, как в дни своей молодости. Правда, иногда он выходил прогуляться по парку Вилланова с медведем.
– Чтобы тряхнуть стариной, – говорил он друзьям. Но не только поэтому. Лунин не хотел признаваться даже себе, что сердце его неспокойно. Он и сам не ожидал от себя такого всплеска чувств. Обычно женщины занимали его ум, а не душу, и он строил свои отношения с ними, как опытный игрок шахматную партию. А тут вдруг его задело за живое.
Наталья Потоцкая была королевой не только по крови, она была королевой ума и красоты. И он полюбил ее так, как никого еще не любил за свою 36-летнюю жизнь. А она, почувствовав в нем истинно царское благородство и величие, тянулась к нему всей душой.
Они понимали, что им не суждено быть вместе и все-таки хотели насладиться короткими мгновеньями счастья. Для них оно состояло даже в том, чтобы молча прогуливаться по галерее и смотреть, как Висла, не торопясь, катит свои желтые воды. Им не надо было говорить, они и так понимали друг друга. Наталья не просила у него прощения, когда узнала, что ее выдают замуж за другого. Она понимала, что он простит и благословит ее. Но сама она не могла жить без любви этого сильного человека. И Лунину жизнь без нее показалась пустой и ненужной. Он чувствовал, что это переломный момент, что трагедия только начинается. И предчувствия не обманули его: в конце декабря он узнал о неудавшемся восстании в Петербурге.
