Ипполит не мог согласиться, но не хотел и опровергать. Он глядел на Лунина и думал:
– Какая судьба тебя ожидает? Куда заведут тебя неукротимые порывы и пламенное воображение? – И для того, чтобы Мишель продолжал свои откровения, Оже сказал:
– Независимость дает возможность быть самим собой. Только независимые люди действительно свободны.
Плавание корабля задержала буря. “Fidelite” должен был повернуть к острову Борнхольм, где капитан решил переждать непогоду. Скоро выглянуло солнце, и путешественники сошли на берег. Там их встретил губернатор острова, оказавшийся приятным, светским человеком. Он принял гостей у себя дома, а затем предложил им прогуляться по своим владениям. Городок показался друзьям бедным и печальным. Единственной достопримечательностью острова они считали ветряные мельницы да огромные каменоломни.
В церкви они обнаружили орган, на котором давно никто не играл. Инструмент был в плачевном состоянии, но Лунин подошел к нему, любовно отряхнул пыль и, сев поудобнее на стул, взял несколько аккордов. Проверив звучание, он заиграл. Темой его импровизации стала буря, которую они недавно пережили. Сначала Оже услышал легкое ворчанье ветра, затем рев и грохот волн, а в моменты затишья прорывалась мольба о помощи к всеблагой богородице. Ипполит был потрясен и очарован этой могучей импровизацией. Музыка производила какое-то сверхъестественное действие. Слушать ее сбежались многие окрестные жители. Они никак не могли поверить, что орган, молчавший долгие годы, может звучать столь величественно и нежно.
Путешествие было долгим и все время Ипполит Оже уговаривал друга остаться в Париже. Ведь если он захочет, то в любой момент сможет продолжить свой путь дальше, за океан. И Лунин, наконец, согласился. В Париже, прощаясь с Ипполитом, Мишель сказал:
– Мне нужны только комната, кровать и стул. Табаку и свечей хватит еще на несколько месяцев. Я хочу писать повесть о Лжедмитрии.
– Зачем же было ехать так далеко?
– Да затем, что в Петербурге гвардии ротмистру, светскому человеку, жить своим трудом невозможно, сочтут чудачеством или того хуже, насмешкой.
– Но кто вас будет читать здесь, в Париже?
– Я буду писать по-французски!
Ипполит принял слова Лунина за шутку, но вскоре увидел, что Мишель говорил без тени юмора. Поселившись в мансарде у какой-то вдовы, имевшей пятерых детей, Лунин приспособился к скромным запросам ее семейства. У них на всех был один зонтик и один плащ и они пользовались этими вещами по очереди. Питались они более чем скромно, но даже и такая неприхотливая еда требовала расходов. А поскольку из дома никаких денег не поступало, Мишель стал брать самую разную работу. За небольшое вознаграждение он писал на юбилеи поздравительные стихи, давал уроки музыки и математики. Поначалу ему было неловко давать уроки французского языка, но нужда заставила. И эти уроки дали ему средства к существованию. Да чем же и прожить русскому человеку, как не обучением парижан французскому языку!
