Отец Павел уехал, взяв с собой одежду для Фени и заговоренную святую воду. К их приезду бабушка готовилась основательно. По ее просьбе дед Архип изготовил большой осиновый крест. Она срочно позвала в подмогу двух знатких мастериц, и я видела, как они ночью втроем подметали пол. Затем они собрали все, что намели, и стали варить в чугунке на печи. Бабушка бросила туда двенадцать разных корней, собранных на Иванов день и, когда в чугунке вода забурлила, стала читать так:
Явь есть текущее, жизнь отойдет, смерть придет.
Для светлого отца добро,
А для темного отца зло принесет,
Господь смотрит на нас, жалеет,
Перед ним всякое зло каменеет.
Правь неведомо устроена Даждьбогом,
А по ней, словно пряжа, течет Явь,
Та создает жизнь нашу, когда Явь отойдет,
И смерть придет, и возьмет
По образу своему и подобию,
По Его воле рождаются, судьбой награждаются.
В тело, подобное Ему, темные силы вселяются,
Сживаются, срастаются,
Отцом темным на темное благословляются.
Еда эта тому, кто от темного отца пришел
И в тело по Его образу и подобию вошел.
Рот откроется, язык возьмет,
Горло проглотит, кишка проведет,
Слуга отца темного из тела вместе с говном уйдет.
На ныне, на вечно и на бесконечно.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне, присно и во веки веков.
Аминь.
Подошло назначенное бабушкой время, и я снова увидела отца Павла. Выглядел он ужасно. Он еще больше похудел, подурнел и совсем состарился. Видимо, переживания за дочь его совсем доконали, но зато меня поразила Феодора. От ее лица трудно было оторвать глаз. Это была неописуемой красоты девушка. Лицо у нее было ангельское, но она будто бы пребывала в глубокой дреме. Я знала, что это действие успокойной молитвы, которую обычно мастера используют для лечения буйных и сумасшедших людей.
С вечера бабушка отправила отца Павла на постой к людям, чтобы он не мог присутствовать при изгнании дьявольской силы из его дочери. Меня бабушка тоже не подпустила к работе, сказав, что еще не время. Позже она рассказала мне, что Феню положили на осиновый крест и отчитывали ее на три голоса. Заговоренную воду скормили (вылили) у кладбища в три часа ночи. Уезжала Феня здоровой. Отец Павел до самой своей кончины часто писал моей бабушке, и все его письма я храню.
Женщину эту звали Марья, я хорошо помню ее темно-синий сарафан и белые, как лен, волосы. Рассказывая о своей беде, она не плакала, и только по ее безумным глазам можно было понять, как она страдает. Все ее дети умирали, не дожив до двух лет, и, когда она родила седьмого ребенка, муж сказал Марье: «Если и этот ребенок умрет, я тебя прогоню. Мне нужен наследник, сын, а у тебя, видимо, проклятое чрево». Марья не помнит, чтобы ее кто-нибудь проклинал, но ее дети, действительно, умирали за два, за три месяца до своего двухлетия.
