Велю тебе щука-мать раба Федота взять,
Зубами его хватать, кости в горло его втыкать.
Не дай ему, рыба-мать, глотать,
Дышать, вдыхать, выдыхать, жить, быть, умирать,
А дай ему от твоей острой кости страдать.
Запрещаю тебе, рыба-мать,
С кости острой Федота спускать,
Коли его, держи, до моего слова не отпусти.
Ключ, замок, язык.
Аминь. Аминь. Аминь.
Потом она медленно поднялась и сказала Астафье: «Езжай, разлюбезная моя подруга, к Федоту, он сейчас мучается, рыбкой подавился. Приди и скажи ему: та, которую ты обещаешь пустить в церкви вприсядку, будет ждать тебя в церкви. Сможешь пустить меня в пляс, сама передам тебе корону и всех знатких сама же оповещу духом своим, что ты отныне над Евдокией головой будешь. Траву у него не проси, даст Бог, потом сам принесет. Скажи ему, пусть он постарается меня увидеть, если род Коврижных так силен, пусть эту силу покажет! Придешь, подай ему эту осиновую лучину, скажи, пусть он ее зажмет зубами, тогда кость сама из горла отойдет!»
Я с нетерпением ждала возвращения Астафьи, мыкаясь у окна. К бабушке я не входила, понимая, что сейчас ей не до меня, наверняка с духом своей матери совет держит. Когда Астафья вернулась, то рассказала, что Федот даже не удивился ее приходу, до того измучился застрявшей рыбьей костью. Астафья подала ему осиновую лучину, и, когда он освободился от косточки, она передала ему слово в слово бабушкин наказ. Я, глядя на то, как они собираются, думала, что вряд ли они меня возьмут в храм. Но бабушка сказала: «Нет, душа моя, пойдешь с нами. Род Степановых не только мой, но и твой тоже. И я слов таких простить о своих никак не могу, да и не должна». Когда мы пришли в храм, служба уже шла. Ага-фья, осмотревшись, сказала: «Не вижу его что-то, не придет, наверное». «Нет, – сказала бабушка, – он здесь, стоит спиной к алтарю, прямо перед носом батюшки, и никто его не видит, силен однако».
«Я хочу его видеть, я хочу его видеть», – зашептала я, дергая бабушку за рукав. Она наклонилась к моему лицу и твердым голосом тихо сказала: «Видеть будешь все и запомни все, что увидишь. Стой и молчи, ни шагу из церкви и ни звука, а то помешаешь, не забывай, что я тебе говорила, ты моя кровь и можешь мне все перебить». Потом она дотронулась до моего лба, и я увидела бородатого мужика. Он действительно стоял лицом к выходу и спиной к алтарю. Священник читал, и люди, стоя вокруг него, молились. Как всегда, горели свечи и лампады, подпевал церковный хор, но я понимала, что в храме происходит никем не видимая борьба. Дед был огромен, с рыжей лохматой бородою. Он показывал бабушке фигу и лицо его дергалось в гримасе. О приемах оморочки мне было известно. Люди могут не видеть опасности и идти прямо на нее. Или видеть вместо змеи палку, вместо палки – змею. Способов много, и все они разные. Но этот способ был продемонстрирован прямо в церкви, во время службы, перед лицом священника, читающего молитвы. Глянув на Астафью, я поняла, что она, как и все, ничего не видит. Людей было немного, но ведь глаз было много. Но только эти глаза колдун от себя отвел!
