― Что же будем делать? ― услышала я требовательный голос Татьяны Ивановны, которая стояла передо мной и ждала ответа.
― Положение серьезное, нужно предупредить Сергея, ― сказала я, надеясь, что она все же знает, где прячется племянник.
Надежда оказалась тщетной, тетя раздраженно вздохнула и с упреком напомнила:
― Я же вам говорила, Сережа уехал и где он сейчас, я понятия не имею. Мы с ним последнее время не встречались, он только звонил время от времени.
Похоже, она говорила правду, и помочь мне в поисках Калины не могла. Однако совершенно терять ее из виду не хотелось, она могла еще пригодиться, поэтому я предложила:
― Мне кажется, в данной ситуации лучше оставаться на месте. Если вас найдут, скажите, что с племянником в ссоре и давно не общаетесь. Думаю, все обойдется, ведь конкретно к вам у них претензий нет.
― Ну, уж нет! ― отрезала она. ― Я лучше к подруге съеду. Так мне спокойнее будет.
― Тоже выход, ― согласилась я. ― Только телефон ее мне на всякий случай оставьте. Буду держать Вас в курсе дела.
Татьяна Ивановна согласно кивнула и принялась диктовать номер телефона, по которому ее можно будет отыскать.
Я открыла багажник и, пыхтя, достала сумку с продуктами, которые купила днем в Пушкино. Цены на овощи и фрукты там были ниже, чем на Басманном рынке в Москве, поэтому она оказалась набитой доверху и совершенно неподъемной. С трудом оторвав тяжеленный баул от земли, я потащила его домой. До лифта еще кое-как добралась, а вот от лифта пришлось тянуть проклятую сумку волоком: оторвалась ручка. Пятясь задом и тихо ругаясь сквозь зубы, я все же кое-как доволокла продукты до дверей. Хотя, если хорошенько подумать, то нужно было не ругаться, а радоваться: ручка могла оторваться не в трех шагах от квартиры, а во дворе и тогда тащить неудобную поклажу по земле пришлось бы значительно дальше. Продвижение от входной двери до кухни тоже далось нелегко, сумка никак не хотела скользить по ковру и все время за него цеплялась. Поэтому, когда я, наконец, доползла до кухни, разгрузила и засунула продукты в холодильник, силы были на исходе. Решив, что это был мой последний подвиг в этот день, я побрела в комнату с намерением хорошенько отдохнуть. Однако намерение осуществить не удалось по той причине, что там царил разгром, который, следует отметить, учинила не я. Утром, когда я уезжала на работу, в комнате царил пусть не абсолютный, но порядок, теперь же она была перевернута вверх дном. Все, что можно было открыть, было открыто, все, что можно было вытащить, было вытащено, не осталось ни одного уголка, который неизвестные обошли бы своим вниманием и не обыскали. Но странное дело, когда ограбили деда, я жутко переживала, а теперь смотрела на собственную разоренную квартиру и ничего, кроме злобы не испытывала. Я готова была удавить непрошенных гостей собственными руками, и не потому, что мне было жалко испорченных вещей, меня приводил в ярость сам факт беспардонного вторжения в мою жизнь. Окинув в последний раз взглядом комнату, которая больше напоминала поле боя, чем мирное жилище, я развернулась и прошествовала в ванную.
