Если бы этому нападению не предшествовал ряд других печальных событий, я может и приняла бы это за простой разбой, но в свете происшествий последних дней все выглядело иначе. Эта версия подкреплялась еще и тем, что особое внимание бандиты уделили книгам и папкам с бумагами. Они не поленились снять их с полок и просмотреть, а если учесть, что хранящейся у нас литературы хватило бы на создание небольшой районной библиотеки, то в связи с этим на ум приходила мысль, что бандитов интересовали какие-то записи. А если вспомнить о существовании злосчастного дневника, то о причинах вторжения гадать особо не приходилось. В общем, я пришла к выводу, что в квартиру вломился тот, кто знал о дневнике и хотел его заполучить.
Если быть честной до конца, то эта мысль вертелась у меня в голове с того самого момента, как мы открыли дверь и увидели разгромленную квартиру. Я не стала делиться ею с милицией, так как в этом случае пришлось бы рассказывать и о гибели Людмилы, об исчезновении Галины, о долге Олега и о дневнике. Представителям власти могло не понравиться мое активное участие в некоторых из этих событий, и тогда из категории свидетеля я легко могла перейти в категорию подозреваемой. В общем, я решила держать свои мысли при себе, ненужных предположений не высказывать и предоставить милиции возможность разбираться во всем самой.
Однако, это не означало, что я отбросила прочь все подозрения и больше о них не думала. Я перебирала в голове всех, кому было известно о дневнике, и пыталась оценить их с точки зрения охотников за сокровищами.
Во-первых, я сама, но про себя я точно знала, что сокровища меня не волновали, в родную квартиру я не врывалась и собственного деда по голове не била.
Во-вторых, Олег. Против него говорило то, что он не был отягощен особыми моральными принципами и очень нуждался в деньгах. К тому же, он исчез и с того последнего звонка от него не было никаких известий. Но, допустить, что Олег, который, не смотря ни на что, все же любил деда, решил ограбить его, я не могла. И дело здесь было не в его моральных принципах, а в практической нецелесообразности подобного поступка. Ему не было необходимости приходить ночью к деду, бить его по затылку и тайком выносить вещи. Он мог просто явиться днем, взять все, что хотел, как это и было всегда, и спокойно уйти. Если же он приходил за дневником, то все происшедшее вообще лишалось смысла. Олег обнаружил дневник несколько лет назад, прекрасно знал, где он хранится и много раз имел возможность перечитывать злополучные записи. Он не стал бы перерывать весь дом, как это сделали грабители, в поисках дневника. Кстати, они его не нашли, я сразу по приходе в квартиру проверила потайной ящик ― дневник был на месте.
