— Ты потому думаешь о дурном, что это вовсе и не дурное, надо только испытать, всё испытать.
— Уезжай, уезжай, — шептала она, защищаясь от тёткиной беспощадной иронии.
Но её взросление совпало с резкими изменениями жизни, приведшими всё в движение. Новое, хаотическое время с возможностью жизни не по старым правилам меняло для неё и само понятие греха.
Её тело наполнялось силой, и отрицать жизнь было почти чувственным наслаждением.
«Я всегда могу ЭТО разрушить: их покой, их уют, сейчас я хорошая, добрая, но они должны знать, что я могу быть другой, они ещё не знают, что я уже существую отдельно от них».
* * *
Со времени последнего разговора Ильи Михайловича с Леной прошло больше месяца, но ничего не изменилось в их отношениях, хотя единственной целью его было заставить Лену не отождествлять его с целым поколением, ещё анекдотичнее — с обществом. Она должна уяснить раз и навсегда, что он просто-напросто её отец, любящий и ждущий только дочерней любви.
— С Леной вообще невозможно разговаривать, — раздражённо говорила за завтраком его жена. — На любое замечание — грубость, насмешки, вызов. Откуда такая жестокость?
— Тебе надо приблизить её к себе, просто в ней проснулась маленькая женщина, это надо поощрять, — наставлял Илья Михайлович, допивая утренний кофе. — Она, естественно, начнёт сравнивать себя с тобой, даже соперничать но следить за собой. Всё это так естественно в её возрасте.
— А ты бы поухаживал за ней, как за мной когда-то, — язвительно заметила Елена Леонидовна.
Он смутился. Этот вариант он, к своему стыду, уже пробовал, даже начал опять думать о почти забытой со времён юности стороне жизни — видении всех окружающих предметов возбуждающими, угловатыми. Но, конечно, осталось только любопытство к чужой молодости.
— Что ты говоришь? — с досадой перебил он жену. — Поезжайте в модный магазин, купи девочке наряды, придёт этот Вадим, пусть поболтают.
Денег было достаточно для модного магазина, и они отправились.
Для Лены, как и для любой женщины, даже самой юной, было чудесно бродить среди прозрачных витрин, отделяющих секции, рассматривать импортные вещи, предметы, украшенные цветами, слушать музыку и воображать, что всё это — для неё одной, оттого так ласково улыбаются ей продавщицы, стараются помочь выбрать самое красивое платье. И долгие часы эти были праздником.
Но когда они с матерью уже собирались уходить, она вдруг почувствовала, что за ней следят. И телом своим вспомнила, что следили все эти часы праздника, боясь, чтобы она не украла.
