Резкий хлопок, звяканье замка, шаркающая походка жены — момент ухода Кирилла. Для старика это неожиданность. Он чувствует необходимость вспоминать: «Ведь мальчик был счастлив — он восстанавливал душевные силы моими мыслями, взглядами на жизнь…»
Студентом Кирилл мечтал больше всего о нравственной жизни, наполненной смыслом, и боялся, что какая-нибудь причина помешает ему жить так.
«Самое страшное — думать о других людях с чувством зависимости от них?» — размышлял тогда Кирилл.
Он уже четыре года жил в большом городе и уже знал недосягаемый сейчас для него стандарт городской жизни.
«Это даже хорошо, что я беден, — любил думать он. — Я признаю только то, что прекрасно и достойно любования. Я умею противостоять тому, что мелко и ненужно мне».
Кирилл думал о своей особенной нравственной жизни и умилялся, чувствуя особенное вдохновение.
Студент понравился старику открытым, добрым лицом и восторженным восприятием жизни — сам Леонид Матвеевич был абсолютно лишён этого дара. Он подумал, что дружба с Кириллом нужна его дочери. Катя теперь часто пугала его беспощадностью и слепой уверенностью в себе.
Когда он смотрел на свою дочь, весёлую, с постоянным жёстким и жадным выражением лица, то с тревогой думал о её судьбе.
— В субботу приведи его к нам пораньше, — приказал он Кате. Когда-то ради неё он оставил научную работу, ушёл в комиссионный магазин. «Как давно это было», — думал Леонид Матвеевич.
Решение выдать дочь замуж, употребляя свои «особенные» средства, не казалось ему дурным или бесчестным. Он не думал о том, должен ли любить Кирилл его дочь, — он охотно искал бы для дочери любви, если бы верил в существование любви.
В субботу он повёз студента показывать новую кооперативную квартиру, купленную для дочери. Леонид Матвеевич вложил много сил и практического ума в обстановку этой квартиры, здесь каждая вещь напоминала о том, что человеку можно и хорошо жить в роскоши: пушистые ковры покрывали стены и пол, матово отражала свет дорогая мебель, на кухне были расставлены различные электроприборы, в шкафах — красивая посуда, а в голубого цвета ванной комнате — стиральная машина.
Студент молчал и казался испуганным. Старик предложил ему сесть и сказал, посмеиваясь:
— Это всё для дочери.
Кирилл поднял к нему бледное лицо.
— Захочешь — и для тебя, — сказал Леонид Матвеевич. Получилось грубо, но Леонид Матвеевич не считал нужным говорить по-другому.
Хотя он знал и угадывал многие чувства и страсти, в нем не было веры в людей, то есть правильной оценки этих чувств и страстей. И оттого, желая добиться цели, он всегда действовал с ранящей душу другого человека бесцеремонностью.
