— Это был сад моей матери, — объяснил он Луизе, жестом приглашая ее присесть на один из стульев у стола кованого железа.
— Она умерла, когда ты был маленьким. Об этом мне рассказывала бабушка. — Луизе почему-то показалось важным сказать об этом.
— Да. Мне было шесть. Родители погибли во время прогулки на паруснике.
Вдруг перед ними возникла горничная, словно бы из неоткуда.
— Что ты будешь? — спросил Чезаре. — Может, английский чай?
— Кофе-эспрессо, — ответила Луиза, непроизвольно отметив, что ей придется выпить немало горького лакомства для храбрости, чтобы противостоять Чезаре. — Мои бабушка и дедушка приучили меня пить кофе до того, как я стала разбираться в английском чае. Они говорили, что аромат кофе напоминает о доме, хотя настоящего дома у меня никогда не было. — Она не собиралась признаваться ему в том, что сейчас этот напиток должен помочь ей собраться с силами.
Горничная принесла кофе и тихо ушла.
Чезаре обратился к Луизе:
— Почему ты не разыскала меня, когда узнала, что беременна?
— С какой стати ты об этом спрашиваешь? Ты бы мне не поверил. Особенно после того, как мэр коммуны назвал меня аморальной. Никто не спрашивал меня, от кого я родила. Не задавали вопросов даже бабушка с дедушкой. Только когда Оливер вырос, дедушка спросил меня, не от тебя ли я понесла. Он сказал, что мальчик похож на тебя.
— Но ты знала с самого начала? — спросил он.
— Да.
— Откуда? Почему ты была в этом уверена?
Луизе стало обидно, но она приказала себе сохранять самообладание:
— Не твое дело. И Оливер не должен тебя волновать.
— Он мой сын, и я буду о нем заботиться, я уже говорил это.
— А я уже говорила, что не позволю, чтобы Оливер оказался на положении незаконнорожденного сына. Хотя тебя, могущественного сицилийского правителя, никто не осудит за случайные связи с женщинами. Мой сын не будет расти с ощущением, будто он человек второго сорта, и смотреть, как благосклонно ты относишься к своим законнорожденным детям… — Внезапно Луиза умолкла, понимая, что дала волю эмоциям, и сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить более спокойным тоном: — Я, как никто другой, знаю, что такое жаждать любви родителя, которому ты безразлична, и не позволю, чтобы подобное случилось с Оливером. Твои законнорожденные дети…
— Оливер мой единственный ребенок, — тихо, но твердо произнес Чезаре.
Наступила оглушающая тишина. Луиза поначалу не знала, что сказать.
Оливер его единственный ребенок?
— Почему ты так говоришь? Возможно, сейчас это так, но…
