Ничто не мешало ему обозревать окрестности к югу и востоку от горы. Далеко внизу простиралась погруженная в темноту долина и те пастбища, в борьбу за овладение которыми теперь включился и он сам. Северный склон горы был совершенно отвесным, образуя одну из стен глубокого каньона, по дну которого проходило песчанное русло давно пересохшего ручья. Противоположный склон каньона был таким же отвесным, как и этот, и находился на расстоянии примерно четверти мили от него.
Тропа взбиралась вверх по западному склону, петляя между каменными завалами, нагромождениями лавы, минуя заросли пиний, на смену которым вскоре приходят осины и сосны. Вершина столовой горы представляла собой площадку величиной примерно в две сотни акров, куда вел всего лишь один путь, тот самый, по которому он и добрался сюда.
Проехав через заросли и оказавшись в уединенной ложбинке, он слез с коня, который был тут же расседлан и отпущен пастись. Он редко когда треножил или привязывал его, потому что знал, что стоит ему лишь окликнуть Рио или подозвать его свистом, как конь тут же подойдет к нему. Еще не разу не было такого, чтобы он не отозвался бы с первого раза на клич хозяина. Обычно лошади не отходят далеко от костра. Они могут пастись, ненадолго удаляясь на некоторое расстояние, но затем неизменно возвращаясь обратно. Можно подумать, что им так же как и нам, людям, нравится держаться поближе к костру, чувствуя себя при этом гораздо уютнее.
Собрав немного сухих веток, он разложил небольшой костерок, следя за тем, чтобы пламя не было бы слишком большим. Хотя вряд ли кто смог заметить его здесь, на дне ложбинки. Меньше всего ему хотелось, чтобы его обнаружил бы кто-нибудь из обитателей долины.
Покончив с едой, он вернулся обратно к площадке, где возвышались недостроенные стены его будущего дома. Часть древнего фундамента была не задействована под строительство, и теперь она выполняла роль своего рода террасы, откуда открывался вид на долину.
Он простоял здесь еще довольно долго, вглядываясь в темноту и наслаждаясь ночной прохладой. Затем, развернувшись, он направился к дому. Стоя у стен сложенной из камня хижины и раздумывая над тем, какая работа здесь еще предстоит, Кеневен вдруг услышал приглушенный, далекий рокот, от которого ему сделалось не по себе.
Он замер на месте и прислушался. Этот звук доносился как будто из глубин той самой горы, на вершине которой он теперь стоял. Кеневен выжидал, полагая, что рокот станет нарастать. Но всего через минуту или около того звук начал ослабевать, превращаясь сначала в еле различимое ворчание, а затем и вовсе затихая. Кеневен озадаченно расхаживал вокруг своей хижины в течении еще нескольких минут, выжидая и прислушиваясь, но все было как будто тихо.
