- Конечно, иначе и быть не может.
- Ну, а после? Что остается тем, кто не привык выпускать из рук оружие? Брать на испуг ночных путников... или уйти к бандитам, и оставаться с ними до тех пор, пока тебя не пристрелят или не вздернут на виселице. Потому что когда стрельба закончится, ты станешь не нужен хозяину, который нанимал тебя и соглашался платить лишь за то, что ты умеешь неплохо палить из пистолета. В нашей долине назревает что-то типа революции, а если ты хоть немного знаком с историей, то наверняка должен помнить, что как только где-нибудь побеждает революция, первым делом начинают уничтожать тех, руками которых она и была совершена. Так что послушайся доброго совета и уезжай отсюда... прямо сейчас.
Ну, конечно же, старик был прав. Наиболее логично и благоразумно было бы уехать отсюда, но только он вовсе не собирался этого делать.
- Скотт, я приехал сюда не для того, чтобы наниматься в ганфайтеры к кому бы то ни было, хотя уже и получил такое предложение от Пога. Прежде, чем приехать сюда, я все хорошо обдумал, так что знаю, что к чему. Сильному и честному человеку тут есть, где развернуться. Для меня здесь место найдется. Я хочу завести себе собственное ранчо, Скотт, и оно у меня будет. Я заполучу его тем же образом, как Пог, Рейнолдс и остальные в свое время заимели свои.
- Хочешь сказать, с помощью оружия? - Скотт снял сковороду с огня и выложил яичницу на тарелку, стоявшую на столе перед ним. - Ты с ума сошел! Пог держит при себе на ранчо не меньше тридцати человек. Это его армия, если хочешь. На Рейнолдса работает примерно столько же людей, а может даже и того больше. И вот заявляешься ты один... или как? - Теперь Скотт сурово разглядывал его. - Слушай, сынок, ты ведь не хочешь сказать, что привел сюда армию, правда? Здесь и без того много убивают.
- Я пришел один, Скотт, и подмога мне не нужна. Тут уж или пан, или пропал. Или я получу то, что хочу, или меня убьют. Потому что всю свою жизнь, Скотт, я только и делал, что боролся за свое место под солнцем. Я лез из кожи вон, защищая чужой скот, чужие дома, с оружием в руках охранял золото и серебро, принадлежавшие другим, но никогда мне. Я работал и сражался, как проклятый; я знаю вкус пота, грязи и крови. Но теперь я хочу получить от жизни что-то и для себя.
Скотт выложил себе на тарелку остатки яичницы и жаренной картошки и сел за стол напротив Кеневена. Ему были близки и понятны переживания Билла Кеневена, потому что до недавних пор ему самому приходилось испытвать схожее чувство. Но только для достижения цели он выбрал не слишком-то праведный путь, начав грабить банки и воровать чужой скот. Так продолжалось до тех пор, пока однажды он вдруг понял, что как веревочке не виться, а концу быть, и когда-нибудь и на его шее может затянуться петля виселицы. И тогда он решительно, раз и навсегда, порвал со своим неблаговидным прошлым, продал издавна принадлежавшее ему крохотное ранчо и открыл вот эту лавку в совершенно чужом городе, где его никто не знал. И дела пошли на лад. Он всей душой отдавался своему новому бизнесу и не лез в политику, оставаясь в стороне от всех местных конфликтов.
