Ну, вы поняли, что такие люди – они… ну, опасные, и лучше их не нервировать, а тем более попусту.
Вышли мы из здания и конвоир сказал, чтоб я постоял. Сейчас подъедет подвода, и мы на ней поедем.
Голос вроде нормальный, не злой. Я и решил воспользоваться моментом, спросив, куда меня повезут.
Солдатик в ответ спросил, а что я, службы не знаю, что с конвоиром разговариваю?
Ответил, что я не служил, потому и не знаю. А спрашиваю потому, что ежели мы, скажем, на работу поедем, то я, узнав про это, и заткнусь, больше не мешая, а если меня на расстрел везут, то хоть помолюсь в последний раз, пока еще живой.
Конвоир хмыкнул, что я, оказывается, еще не только неслуживший, но еще и несознательный, ибо в басни про Бога верю. Но повезут меня не на расстрел, а в часть. Но если я бежать вздумаю, то получится и на расстрел тоже.
Я понял и заткнулся, как обещал.
Постояли мы с полчаса, потом из-за угла вывернулась подвода. Такая же, как у деда, что мне по дороге встретился, только крашенная в темно-зеленый цвет. Спереди сидел еще один солдатик, управлявший коняшкой. На подводе лежала груда мешков, от которых пахло чем-то резким и неприятным. Я даже не смог понять, чем это пахло. По команде конвоира я сел сбоку, а он чуть сзади меня. Коняшке сказали: "Но!", и она тронула с места.
Мы неспешно попетляли по улочкам, выехали к мосту (там нас тормознули патрульные и проверили документы).
Про меня патрулю сказали, что это задержанный для Особого отдела.
Я подумал, что это явно НКВД и заныли моя душа и кое-что другое. Проверка закончилась, мы тронулись и влились в довольно плотный поток подвод и пешеходов, выехали на мост через Лугу, потом куда-то свернули. В другое время я бы повертел головою, рассматривая все вокруг, но слова про Особый отдел меня выбили из колеи и я погрузился в мрачные переживания. Мозги мои как взбесились и стали выдавать мне все новые и новые сцены из фильмов, что я видел, и все про допросы. Блин, а сколько ж я этих фильмов, оказывается, помню. И то, что я помнил, снова погружало меня в мрачные бездны отчаянья.
Сколько мы ехали, куда сворачивали, в памяти не отложилось. Оторвался я от своих дум только в сосновом лесу. Поинтересовался насчет поесть – ответили, что там покормят, куда забирают.
К тому моменту я был готов в чем угодно сознаться, лишь бы сразу прибили и не мучили.
Блин, такого ужаса я не испытывал никогда при встрече с ментами и даже когда меня пепсы задерживали! И в камере тоже такого не было! Мы и там продолжали веселиться и прикалываться.
