— Женя, как относишься к тому, что ваше поколение называют поколением эпохи перемен?
— Я гораздо чаще слышу, что дети девяностых — это дефицитные дети, которых очень мало. Речь идет не только об эпохе нехватки товаров, но и о демографической яме. А насчет поколения эпохи перемен. Возможно, в нас еще сохранились какие-то пережитки прошлого, с которыми мы вступили в новый век.
Сам Женя считает, что у людей в Советском Союзе, в отличие от граждан новой России, все-таки была вера в будущее, были гарантии: «Каждый знал, что после университета он пойдет работать по специальности и его не оставят. На данный момент сложно представить будущее отдельного человека, потому что все быстро меняется».
— То есть ты не хочешь перемен? Боишься не найти достойную работу?
— Я готов к переменам, только не знаю, чего ожидать. Пугает ответственность, что буду сам выбирать, где работать. Хочу, чтобы какая-нибудь рука подводила к тому, что мне нужно. Сейчас я учусь на медика, хочу стать врачом. Я вижу, что мои сверстники практически каждый месяц меняют свое мнение относительно того, какими врачами они хотят стать. Думаю, этот пример отражает нашу неуверенность в завтрашнем дне. Например, кем быть — психиатром или патологоанатомом? Я тоже не знаю. Возможно, позже определюсь, когда узнаю больше о своей профессии. От жизни жду стабильности и хочу быть уверенным, что смогу найти достойную работу. Сейчас я никуда не тороплюсь, но знаю, что в моей жизни все обязательно будет: и семья, и работа, и экстремальные путешествия, и многое-многое другое.
