– Давай сделаем это снова. То же самое, пожалуйста, Алекс, – попросила она, но я покачал головой.
– Не хочу. – По ощущениям, меня словно вываляли в грязи, и мне больше всего на свете хотелось сейчас принять горячую ванну.
– Ты в порядке? – произнесла Джо-Джо.
Я покачал головой.
– Мне надо уйти, – ответил я, и она кивнула.
– Хорошо, все, возвращаемся к плану А. Третий акт. По местам!
Я пропищал Джо-Джо: «Спасибо», – а потом: «Извините».
– Все хорошо, Алекс, не бери в голову.
Я сбежал со сцены, в раздевалке распахнул свой шкафчик, переоделся, а когда добрался до дома, так долго сидел в горячей ванне, что пальцы порозовели и распарились.
Глава 8
Охота на демона
Аня
Вчера мне представилась возможность встретиться с Джо-Джо Кеннингс и увидеть прогон «Гамлета», премьера которого в ее постановке должна состояться в Большом оперном театре через пару недель. Алексу в театре определенно нравилось, правда, он немного стеснялся, хотя я увидела, как он пару раз улыбнулся мне, когда Джо-Джо громкими аплодисментами оценила его усилия. Признаю, я уже много лет не была в Большом оперном театре, но помню, как во время политического кризиса окна заколотили досками и собрались снести это прекрасное здание. Джо-Джо тоже это помнила.
– Это одна из причин, по которым я так старалась пробить этот проект, – объяснила она, показывая мне зал и сцену.
Подросток пытался переустановить прожектор под потолком, и хотя Джо-Джо заверила меня, что он всесторонне подготовлен и экипирован для работы на высоте, постукивания и скрипы, доносившиеся оттуда, заставляли меня то и дело смотреть наверх.
Следом за Джо-Джо я спустилась по узким ступенькам с большого поворотного круга на авансцену. Девушка в длинном розовом парике и спортивном костюме из блестящего нейлона – Бонни, сказала мне Джо-Джо, играющая Офелию – подбежала к Джо-Джо и попросила мелочь для торгового автомата. Та вздохнула, сунув руку в карман своей огромной куртки.
– Вот. – Она протянула руку к Бонни, которая улыбнулась и наморщила носик. – Не говори остальным, ладно?
– Вы даете детям деньги? – удивилась я, как только Бонни оказалась за пределами слышимости.
Джо-Джо театрально вздохнула.
– Ничего не могу с собой поделать, теперь они для меня скорее члены семьи, чем артисты. – Она остановилась, посмотрела на лепной потолок над нашими головами. – Никто из этих детей не может ничего вспомнить, кроме Стормонтского соглашения[13], и у большинства из них домашняя жизнь такая «веселая», что внешний мир кажется им чужим и несущественным. У них разорвана связь с историей своей страны.
