– Не волнуйся, позволят. Подожди до утра. Аня позаботится о том, чтобы ты с ней повидался. Именно поэтому нам и надо передать ей подарок. – Руэн помолчал. – И если ты передашь ей подарок от меня, я что-то сделаю для тебя, будь уверен.
– Какой подарок?
Он встал. Посмотрел на альбом для рисования, который лежал в моем шкафчике.
– У тебя есть линейка?
Я кивнул.
– И карандаш?
– Да.
Руэн повернулся ко мне, весь такой серьезный.
– Я сочинил для Ани музыкальное произведение. Она любит музыку, так что ей это понравится. Оно написано в том стиле, который она любит. Когда Бетховен и Моцарт сочиняли свои сонаты, они всегда посвящали их своим друзьям, например, князю Карлу Лихновскому, Наполеону. Уверен: Аня будет довольна тем, что получит музыкальное произведение, которое не только посвящено ей, но и написано специально для нее. От тебя мне нужно следующее: чтобы ты в точности записал все, что я тебе продиктую.
– Ладно. А что ты сделаешь для моей мамы?
Руэн сел, закашлялся и уставился в пол.
– Твоя мама когда-нибудь говорила тебе про отца, Алекс? Я хочу сказать, после его смерти?
– Нет, но она очень расстроилась, и попала сюда, прежде всего, из-за этого. Поэтому, если ты думаешь, что заикнусь…
Руэн поднял руку.
– Нет, нет. Что я хочу предложить… впрочем, ты, вероятно, и сам это знаешь.
– Что именно?
– Твой отец в аду.
У меня возникло ощущение, будто я врезался в стену.
– В аду?
– Боюсь, в самой худшей его части.
У меня раскрылся рот, я попытался заговорить, но ни звука не сорвалось с губ.
– Что, Алекс? – спросил Руэн, но я лишь покачал головой.
Нахлынули воспоминания о папе. Однажды он пришел навестить нас, держа в одной руке черную маску, а в другой – тяжелый черный мешок, и когда мама это увидела, то испугалась.
«Ты не можешь держать это здесь», – сказала она.
Папа подмигнул ей и направился к пианино, которое стояло в коридоре. Поднял крышку и начал перекладывать содержимое мешка в пианино. Всякой раз, когда что-то клал, пианино издавало какой-то звук, хотя клавиш никто не касался.
«Что в мешке?» – спросил я.
«Тебе беспокоиться не о чем», – ответил папа и потрепал меня по волосам. Он закурил, и сказал маме, что она красотка, и тревога и страх тут же исчезли с ее лица.
А потом я подумал о черной маске, синей машине и полисменах. И вспомнил, что произошло позднее. Мама плакала и плакала на следующий день, и я знал, что папа умер. Его фотографию напечатали в газетах, и мама предупредила меня, что ни единой душе нельзя говорить о том, что он мой папа, иначе меня с ней разлучат. В газетах его называли монстром и злом, желали ему гореть в аду.
