– Почему ты так говоришь, Луиса?
– Вы обратили внимание, какова тема этой истории? Поражение. А я по горло сыта поражениями.
– Я не думаю, что моя тема или наша тема – поражение, скорее тщета успеха. Или неудовлетворенность любой возможностью успеха. Что значит успех для людей наших лет, для нашего поколения.
– То же, что значил всегда. Власть.
Теперь Вентура вел спор один на один с Фисасом, тот весь напрягся, – снова они сошлись лицом к лицу.
– Политическая власть.
– Есть области, где власть доставляет большее удовольствие. Например, интеллектуальная власть. Или в психологии. Или в любви. Но власть. Власть – единственное, что придает жизни смысл.
– Власть против кого? Если встать на эту точку зрения, то мир делится на тех, кто дает пинком под зад, и тех, кому дают пинком, даже если им это не нравится.
Фисас развел руками, словно отказываясь от какой бы то ни было ответственности за то, как устроен мир.
– Зад! Под зад! Не надо говорить грубости. Вентура, дорогой, прочти нам лучше твои стихи, наверняка славные.
– Не уверен, что помню их наизусть.
– Не криви душой. Конечно, помнишь.
Взгляда Луисы он не выдержал. Глаза были нужны ему, чтобы прочитать стихи на странице своей памяти.
– Я прочту кусочки, но… те, в которых заложен смысл:
Он ведет утонченную беседу
с вами, эмансипированными женщинами,
и предлагает сыграть в канасту,
и обличает цинично банальность,
которой страдаете вы, мелкие
буржуа, такие умные, но обреченные
сыграть короткую роль класса пограничного.
– Пошли, Тони.
Луиса сказала, глядя на Вентуру в упор, и прочла в его взгляде вопрос: разве я это заслужил? Да, ты это заслужил. Луиса ответила взглядом и поднялась, взяла под руку Тони Фисаса, не знавшего, куда девать глаза, а потому не отводившего их от стакана, который он сжимал свободной от Луисы рукой, и так, не отрывая взгляда от стакана, пошел за Луисой и за стаканом, оставив Вентуру в кругу разом приунывшей компании.
– Я все-таки дочитаю стихи, если не возражаете.
Никто не решился возразить.
Вечер тоже граничит с ночью,
и вы нежно целуете его в губы,
как того мальчишку на свиданьях,
что прерывались папашей ровно в десять,
ибо он был воспитан в старинном духе
и привык думать, что ночь всегда порочна,
особливо – для непорочных.
А мальчик,
смотри, уже лысый и в очках – верно, плохо видит,
он вам предлагает домой вернуться,
еще минуту длится радость встречи,
но всему приходит конец, и вы расходитесь,
а улыбка с лица не сходит,
пока не рухнешь устало на стул перед зеркалом
