А ее муж, о котором она всегда отзывалась презрительно, проявил удивительную силу духа. Он словно был рад схватке. Совершенно незнакомый с военным делом, он выказал недюжинную наблюдательность, быстро набирался опыта и не полагался на случай. От боли и усталости Ханс Крюгер прикрыл глаза и попытался воскресить в памяти цветущие яблони у себя на родине, в Хофгейме, под Франкфуртом. Он почувствовал, как Лора вытирает пот с его лица, открыл глаза и взглянул на нее, гордый своим умением скрывать боль.
В какие волнение пришла его семья, когда он стал помощником барона! Это могущественный и влиятельный потомок старинного рода, говорили родные и уверяли Ханса, что его будущее обеспечено. Как мало они знали!
А как узнать? Как догадаться, какое именно решение, часто совсем не последнее, приводит к успеху, неудаче или внезапной смерти? Как догадаться, с какого момента ты обречен, в какой момент зубцы шестеренок совпадут и каждая будет поворачивать колесо все ближе и ближе к концу? Как догадаться, что, когда ты смеешься за стаканом вина, гордо шагаешь, тихо беседуешь с девушкой на террасе… ты приближаешься к концу? А поверни ты в другую сторону, встреть другую девушку, выпей вина в другом кафе, ты прожил бы еще лет десять… или даже тридцать?
Наверху конюшни место Ирины у окна занял Боски Фултон.
Девушка оглядывала пустыню, как вдруг услышала за спиной движение и почуяла сильный запах заношенной одежды. Она повернулась — на нее нагло уставился Боски Фултон, из воротника рубашки, обведенного черной каймой, торчала грязная шея.
Он схватил ее за руку и притянул к себе, затем отпустил, изумленную и разгневанную.
— Эй, не надо на меня так смотреть! Ты еще рада будешь убеждать отсюда с любым, кто сможет о тебе позаботиться.
— Я сама о себе могу позаботиться.
— Неужели? — Он показал на лестницу. — Иди и готовь жратву. И подумай вот над чем: или ты сменишь гнев на милость или останешься здесь добычей апачей. Я могу тебя спасти, а этот твой Фриц-Барон и себя не сможет защитить.
Ирина спускалась по лестнице, дрожа от гнева. Впервые она испугалась так сильно.
Один за другим появлялись люди, пробиравшиеся в конюшню под прикрытием фургонов и построек.
Разговоров почти не слышалось. Все ели быстро, серьезно и возвращались тем же путем назад. Только Чарлз Даггет был возбужден.
— Кажется, я попал в одного, — сказал он. — Напугал, во всяком случае.
Ирина почти не слышала его. Надо ли рассказать кому-то о Фултоне? Верит ли он сам в свои слова? Или просто запугивает?
