— Панцирь толстый, — предположила я. — Надо искать мягкое место. Или специальный вывод для считывания. Что эти твари едят? Вкусное для них — что? Выясни и добудь. Только не вой, всем отключить мигалки и мотать вон туда, в тенек. Вы ж его доведете до разрыва сердца.
— Одно разорвано, мы отследили опасное повреждение, — в тоне зазвенела напряженность. — Причинение вреда разумному. Нарушение закона. Габ-служба виновна. Причинение вреда младенцу. Приоритет два.
— А первый? — удивилась я.
— Убийство опекаемого во время пересадки.
— Во блин… В сад, короче, все в сад. Оцепить нахрен периметр. Убрать зевак к чертовой матери за горизонт. Кто вякнет хоть слово — ему же хуже.
Младенец мотал хвостом и верещал, заглушая сирены. Автомат висел, щелкал и балдел от указаний. Я мысленно попрощалась с жизнью, зарплатой и пенсией, добыла из кармана при поясе шарик и пошла к младенцу. Дома сегодня пятница, наверное. Время наилучшее для вымирания дур, если верить в приметы.
— Та-та-та, — воркующим тоном проблеяла я. — А кто это у нас такой красивый? А кто это у нас такой взрослый?
Дино-младенец вломил хвостом в шаге от меня, скосил траву и оборвал разговор. Память вздрогнула от этого удара вместе с поверхностью поля, поднапряглась и выдала справку.
«Трипсы — древняя раса долгожителей. Крайне миролюбивы. Не переносят шума, если не сами его производят. Редко обзаводятся потомством и взращивают детей долго, до 80-100 циклов, под присмотром старших и при донорстве мозговой активности. За это время во все пять разделов головного, грудного и спинного мозга потомка проецируется личность родителя и мудрых наставников. Без присмотра дети дезориентируются, теряют настройку и деградируют до уровня несущественно малой разумности».
— Всегда есть место для ухудшения ситуации, — оптимистично сказала я себе.
Понятно, что дитятя сперва отстал, затем дезориентировался и резво приступил к этапу деградации, для которого нам, двуногим, обычно требуется спиртное. Он обошелся без допинга. Когда автоматы прилетели и врубили сирену, малой съехал с катушек мгновенно.
— Спокойно, — посоветовала я себе. — Памятник тебе так и так не поставят. Иди и формируй зрительный контакт, зрительный, а не физический, дура.
Трипс взревел особенно буйно и подавился, притих. Я встала на четвереньки и бодро поползла к голове младенца, которая была чуть мельче моего домашнего шкафа. Глаза у трипса красивые. Лазоревые, ясные, все пять. Как мне, блин, моими двумя уставиться в его пять? Ну, как? Я выбрала верхний и мысленно произвела в главные. Память что-то попробовала вякнуть, но кто её слушал?
