— Шока нет, так мне и говорили, — кивнул Зю.
Моя узколобая широта взглядов воспринимает иномирца тощим смуглым стариком с бородой и хитроватым взглядом Хоттабыча. Он нарисован темным дымом и светлым паром на бархатной бумаге сумерек, окружающих нас. Он настоящий — не более и не менее, чем я могу себе вообразить. Так сказал все тот же Игль.
— Людоед, — вообразила Гюль и села, ослабев.
— Фи, — обиделась я. — Зачем так усложнять процесс жрачки?
— Надо юсложнять, — ласково улыбнулся Зю. Он чирикал, как канарейка, поэтому его «ю» не резали слух. — Я мозговед и юченый одоролог. Коллекционирюю запахи дюш.
— Душ?
— Да, дюш. Игль вами заплатил за юслюгю. Большюю. Смотрим, обманюл ли. Ты…
Дымный старик качнулся к Гюль и обвился вокруг неё, как защита от москитов. Гюль москитов не наблюдала и в защиту не верила, о чем сигнализировала визгом. Зю захихикал. Я подумала: а ведь его имя может быть и Зу, он же напрочь не выговаривает звук «у». Тогда, вероятно, мы сейчас находимся в звездном скоплении, которое носит имя деда. Чем был славен бородатый мозговед? И как давно его слава стала дымом и рассеялась, растворилась во времени… Вряд ли даже Игль знает ответ. Навигаторша моя устала визжать и притихла.
— Юмная, пассивная, зеленая. Прийдешь через тридцать лет, может, юкюшю, — подмигнул дед. — Пока кисло. Не доволен я. Ты…
Он задрожал маревом и перекинулся задымлять меня. Приятный дед, теплый и пахнет пряностями, бальзамом «Звездочка», зеленым чаем. Я осторожно протянула руку, чтобы попробовать тронуть его ладонь. Дед Зу захихикал и подал руку. Ощущение оказалось очень слабое — покалывание, не более того.
— Редкий запах дюши, — шепнул он. — Без гнили. Жажда брать дает гниль. Тяга к справедливости дает свежесть, горькюю и терпкюю. Игиольф искал меня. Мы встречались давно по вашемю счетю, на границе пространства силикатов. Очень гнилой. Плесень, прель, трюпность. Он хотел много, не мог дать ничего. От огорчения я пошютил. Сказал емю день смерти в этом мире.
— Настоящий?
— Да. Виню себя, — Зу огорчился и стал темнее. — Он протюх еще сильнее. Страх большой. Как юниверсюм.
Дым заполнил все вокруг, рассеялся и дед пропал, чтобы снова явиться на том месте, где мы увидели его изначально. Чуть помолчав, Зу сообщил, что передает Иглю признательность, что цена достойная и новые данные будут переправлены. Потом глянул на меня.
— Хочешь знать о тех, от кого болит дюша? Ты эмпат. При встрече юзнаешь. Первый не важен сейчас, нет. Второй… Я дам сведения ей, — он указал взглядом на Гюль. — И главное дам Китю. Ты смешная. Подрюжилась с кораблем самих кэфов. Бюдешь тют, приходи, я тоже бюдю болтать с тобой, всегда — да. Дэй… о, ты не продюмала главное. Дюмай! Дюмай много, тют дюмай, — он протянул руку — и как будто потрогал сердце сквозь меня, стало горячо и больно. — Дэй особенный. Нет места в юниверсюме. Не надо ему открывать замок тюрьмы и выводить за рюку. Ищи дрюгое, главное. Пойми, найди сють. Он сказал про верю? Это важно. Все. Иди. Я стар, не ем дюши, одоролог. Но ты… вкюсная. Молодость, да. Невозвратное.
