«Как рыба, — подумалось ему, как рыба, которую выкинули из воды».
Он снял синюю форменную кепку и вытер пот с кожаной прокладки под козырьком. Жарко. Чертовски жарко. Потом взглянул на женщину — та, натыкаясь на мебель, каталась по полу пытаясь сделать хотя бы один вздох. До тех пор, пока ее попытки не увенчаются успехом, ей не крикнуть, а уж потом…
Он прошел через маленькую гостиную к креслу и открыл стоявший на нем кожаный саквояж с инструментами. Потом, словно заколебавшись, снова посмотрел на нее.
— Это для вас, — со значением сказал он, улыбаясь через плечо. — Исключительно для вас.
И извлек из саквояжа охотничий нож с длинным лезвием.
Из ее груди вырвались короткие судорожные звуки; глаза округлились, шея напряглась, кожа покраснела.
«Сейчас ты уже не такая красивая, — подумал он, приближаясь к ней с ножом. — Миловидная, но не красивая. Красивые женщины умирать не должны. Их слишком мало. Жалко смотреть, как умирают красивые. Но ты…»
Он стоял над ней и смотрел. Лицо покрылось капельками пота, припухло. Сейчас уже даже и не миленькая. Без той нарядной упаковки — не то, что когда открывала дверь. Имей она более броскую внешность, он бы не задержался, пробормотал бы извиняющимся голосом, что ошибся адресом, и сунулся в другую квартиру. Но про нее такого не скажешь. Волосы в бигуди. Фартук. Ничего…
Он наклонился, схватил ее за руку, потянул к себе.
— Не волнуйтесь, — проговорил он. — Я не отниму у вас много времени.
И снова улыбнулся.
— К нам мистер Пруйн, сэр. Говорит, что по делу Слоан.
— Впусти его, — сказал лейтенант Норман Бендикс.
Вздохнув, он устало откинулся на спинку вращающегося кресла.
«Дьявол его возьми, — подумал он, — еще один. Мои четырехлетний сын и тот мог бы рассказать здесь более связную историю. „Папочка, я зарезал ее своей авторучкой“. Болваны!»
За пятнадцать лет в полиции десятки людей исповедовались ему в совершении нераскрытых убийств, прочитав о них в каких-нибудь вшивых газетенках. Впрочем, одно исключение все же было. Сознался именно убийца. Все факты подтвердились. Обычно за убийцами не водится склонность набиваться на интервью в полиции. Чаще заявляются недоумки с разыгравшейся фантазией, перед этим пропустив для храбрости пару стаканов. Лучший тому пример — нынешнее дело Слоан. Уже пять «признаний», и все — сплошная туфта.
Марша Слоан. Двадцать семь лет. Домохозяйка. Убита у себя в квартире. Среди бела дня. Перерезано горло. Ни мотивов, ни улик. Муж был на работе. Никто ничего не видел. Полиции нечем похвастать.
