Мы с Поттером снова одни. Он вопросительно смотрит на меня. Я даже знаю, о чём он сейчас спросит.
- Да, Поттер. Смысла в этом никакого. Сами понимаете не хуже меня - серьёзных мотивов у девушки тоже быть не могло. А когда нет смысла - значит, что-то неправильно. В любом случае, пусть теперь с обоими аврорат разбирается.
- Профессор, как она его заставила?
- Подлила зелье в вино ему и двум его дружкам. Управляемость, послушание, речевая заторможенность, вплоть до неспособности говорить, полная амнезия на период действия - человек не вспомнит, что делал примерно в течение суток с момента приёма зелья. Для того, чтобы отдавать приказы, необходимо нахождение управляемого в поле зрения. Управление ментальное.
Поттер молчит.
Закуриваю сто сорок восьмую за сегодня сигарету. В голове мелькают кадры, вытащенные из проклятых мозгов тупого олуха: Поттер, отлетающий на снег, из-под рук - снежная пудра, неловко вывернутая нога, три пары башмаков с подковами бьют с размаху...
Сигарета ломается в кулаке.
Каминные часы отмеряют два ночи…
В щёлку между шторами нагло пялится толстощёкая луна…
- Профессор, уже поздно. Вы устали, на вас лица нет.
А сам украдкой трёт глаза.
- Доброй ночи, Поттер.
- Доброй ночи, мистер Снейп.
Спать я устраиваюсь в библиотеке на диване.
* * *
Упоительно пахнет подгоревшим беконом и не менее подгоревшей яичницей.
Открываю глаза. Уже рассвело. Утро, полное солнечного света - драгоценная редкость для зимы.
На кресле около кровати - джинсы и рубашка. Не мои. Но явно для меня.
Нога почти сгибается - наверняка за этот костерост Снейпу положена самая главная зельеварская премия. «Мастер Зелий Международного Класса», «Зельевар Тысячелетия» или как они там называются…
Джинсы мне почти как раз, только низ приходится подогнуть. С рубашкой проще, главное, что не мала. Ворот чуть слышно пахнет ментоловым дымом.
Если не наступать на ногу очень сильно, то вполне можно передвигаться. Подхожу к зеркалу - синяки почти исчезли, за исключением едва заметного, на скуле. Приглаживаю растрёпанные волосы, провожу рукой по мягкой ткани рубашки, улыбаюсь непонятно чему.
Из недр комнат раздаются грохот и ругательства. Потом что-то со звоном разбивается. Потом свистит чайник, и его раздражённо посылают к гоблиновой бабушке.
Какое чудесное утро - улыбка становится шире - он никуда сегодня не ушёл. И джинсы, самые удобные джинсы в мире, и восхитительная гарь, плывущая под потолком, и сдавленное чертыхание, доносящееся из кухни, и зимнее солнце, сквозь отдёрнутые шторы льющееся квадратами на паркет.
