— И предстать через месяц пред верховным судилищем в Риме? — возразил благородный дворянин Шпатц, постукивая пальцами по табакерке. — Да знаешь ли ты, каковы потребны силы, дабы в одну ночь взять штурмом тюрьму? Тут не то что отряд — армии маловато. Да и отряда, пусть самого паршивого, взять негде — по всей империи катится война, точно перекати-поле.
— Тогда прощай, храбрец! Сам справлюсь с инквизитором! В Тюбинген! К Мэстлину! — вскричал математикус и бросился к дверям.
— Постой! Постой! — догнал его Мартин. — Экий ты заковыристый. Да ты на себя в зеркало взгляни: седой, немощный старик, в чем только душа держится, а рвешься в баталию, ровно петух. Сколько тебе уже годов? Пятьдесят, мы с тобой одногодки. То-то и оно. Когда простучало полвека, не грех обресть и благоразумие… Фамилия как инквизитора?
— Рохстратен.
— Погоди до вечера. Вечером обмозгуем, что и как. Я ж тем временем разведаю о Рохстратене-инквизиторе. Небось и за ним немало поднаберется грешков.
— И впрямь все разузнаешь?
— Доподлинно, — рассмеялся Шпатц. — Хоть и потерял я ухо в походах, зато обзавелся друзьями. Повсеместно. В том числе и в тайной канцелярии его величества.
…За вечерней трапезой Мартин показал другу письмо, составленное по всем правилам дворцовых интриг и тайного разбоя:
«Высокочтимый герр Рохстратен!
Сим уведомляем о некоем документе, каковый может быть возвращен в Ваши руки на условиях, вполне для Вас приемлемых. Речь идет о Вашей секретной записке к маркизу де Дуа, французскому посланнику при дворе Его Величества. Копия расшифрованной нами записки прилагается. Оригинал документа вручат Вам вслед за подписанием оправдательного вердикта по процессу К. Гульденман. Приостановка судебного разбирательства на три дня означала бы Ваше согласие. В противном случае мы снесемся с тайной канцелярией Его Величества.
Позвольте пожелать Вам удачи в нелегких трудах на благо Священной Римской империи германской нации.
Преданный Вам душой и телом, заведомо благодарный
Соотечественник».
В конце письма были проставлены: дата — «6 декабря 1620 года» и длинная неразборчивая подпись.
— Ну и ну, — заговорил Кеплер, — да ты, брат, стал настоящей канцелярской крысой. Сработано лихо. Что за документ упомянут здесь?
— Ради сей записочки герр Рохстратен поползет по горящим угольям, сына родного вздернет на дыбу. Грехи молодости, так сказать. Жажда наслаждений, алчба, тяга к презренному металлу. Говоря иначе, в веселую пору жизни при дворе герр Рохстратен не чуждался общения с посланником враждебного королевства. За мзду, конечно, и за немалую.
