— Нарушители закона должны быть наказаны.
— От таких, как ты, меня тошнит! Прикрываетесь письменами для того, чтобы оправдать преследование тех, кто не в силах дать сдачи! Гай Валерий стоит дюжины тебе подобных. Он спасал Италию еще тогда, когда твой педагог за руку водил тебя в школу.
Тит оглядел богато обставленную, полную церковной утвари и дорогой металлической посуды комнату. Взгляд его остановился на прекрасной порфирной миниатюрной группе, на которой был изображен Орфей, играющий на лире для льва и волка.
— Не тронь! — в ужасе закричал епископ. — Она бесценна!
— А вещица-то языческая, — ответил Тит. — Кому как не тебе знать об этом. Хоп! — И миниатюра вдребезги разбилась об украшенный мозаикой пол. Тит же уже подходил к выстроившемуся на маленьком столике столовому серебру. — Так-так! Нехорошо! — изобразил он мнимый испуг, внимательно присмотревшись к одному из кубков. — Гляди-ка: Диана со своим луком, а вот и Аполлон. А это, должно быть, Венера? А это еще кто? Неужели прячущийся в кустах Купидон? — Зажав кубок в руке, Тит неодобрительно покачал головой. — Не стоило их здесь держать. — Не обращая никакого внимания на мольбы едва не плачущего Пертинакса, он продолжил обход комнаты, круша кубком резные фигурки, бросая на пол золотую и серебряную посуду — все, что хоть как-то несло в себе языческую мысль.
Закончив осмотр помещения, Тит подошел к укрывшемуся за столом Пертинаксу.
— Хорошо чувствовать себя хозяином положения, не правда ли? — Тит угрожающе склонился над съежившимся епископом. — А теперь слушай меня внимательно, жирный лицемер. Отныне ты оставишь моего отца в покое. Если я когда-нибудь узнаю, что ты причинил ему хоть малейшее неудобство, я вернусь, обещаю. И тогда вот это, — он обвел глазами разгромленную комнату, — покажется тебе лишь легкой забавой, вроде игры в harpastum, столь любимой посетителями терм. Ты все понял?
Епископ кивнул.
— Отлично. Рад, что нам в конце концов удалось достичь взаимопонимания. — В качестве прощального жеста Тит вылил на голову епископа содержимое стоявшего на столе кувшина и, круто повернувшись, вышел из комнаты.
В атрии он столкнулся с кучкой вооруженных палками слуг. Что-то, однако, во взгляде незнакомца и его манере держаться заставило их посторониться, и Тит покинул дворец без приключений.
Возвращаясь на отцовскую виллу, он, все же, уже не чувствовал прежнего воодушевления. Мысль о том, что теперь его ждут серьезные неприятности, не давала Титу покоя. Если он послушается совета отца касательно Аэция — а он уже решил, что так и сделает, — то лишится протекции самого влиятельного человека в Западной империи. Вдобавок к этому он и так уже сумел настроить против себя императрицу. А ведь вскоре к ней должен присоединиться папа Целестин, чьим благосклонным влиянием, по слухам, пользуется Пертинакс. Ничего, Давиду удалось победить Голиафа при помощи одной лишь пращи, попытался успокоить себя Тит.
