Как бы то ни было, если враги рассчитывают на то, что он поведет себя смиренно, они глубоко заблуждаются. Он приведет войска в состояние боевой готовности и приготовится оказать сопротивление. В преданности своих солдат Бонифаций не сомневался, но в том, что они смогут дать достойный отпор силам имперской армии, он был не столь уверен. Его римское войско и призванные ему помогать наемники-берберы находились в Африке для подавления случавшихся время от времени локальных восстаний. Что ж, пусть это решают боги (виноват — Бог, поправил себя комит, мрачно усмехнувшись).
* * *
Едва лишь заметив далекое, но быстро приближающееся облако пыли, Бонифаций понял, что грядут неприятности. С дюжину точек в центре облака быстро материализовались в группу тяжело скачущих солдат. Они рассредоточились по периметру лагеря; два декуриона в полном обмундировании спешились и, решительно подойдя к комиту, отдали честь.
Один из офицеров вручил Бонифацию свиток. Разворачивать его полководец не стал: он и так знал, что содержит в себе пергамент — написанное пурпурными чернилами предписание возвращаться в Равенну.
— Вам придется отправиться с нами, господин, — уважительно, но твердо сказал офицер.
Какие-то доли секунды лицо Бонифация выражало сомнение: комит понимал, что игнорирование императорского приказа будет иметь тяжелые последствия.
— Это невозможно, — вежливо ответил наконец полководец. — Сожалею, господа, но, приехав сюда, вы зря потратили время.
И безусловно, на правах хозяина, Господь требует наши сердца, наши уста, наше время.
Павлин, епископ Нолы. Письмо Авсонию. 395 г.
Нервно расхаживавший по дворцу своего друга, епископа Карфагена, Августин Аврелий, благочестивый и набожный епископ Гиппона (диоцез Африки), повсеместно известный и почитаемый автор «Исповеди» и «О граде Божьем», имел вид озабоченный и испуганный. Наступило первое января, день назначения консулов и празднования наиболее популярного и, безусловно, самого ожидаемого ежегодного торжества, с незапамятных времен отмечаемого во всем римском мире — Календ. И он, Августин, собирался отправиться в карфагенский форум для того, чтобы осудить этот праздник.
Решиться на такое оказалось совсем не легко. В известном смысле, к этому решению он шел всю жизнь.
Мир, в котором Августин родился, — а случилось сие событие через семнадцать лет после смерти великого императора Константина, — значительно отличался от того, в котором он жил теперь. В то время христианство, вера, провозглашенная — после многих лет жестоких преследований — Константином официальной религией Римской империи, стала объединяющей силой в государстве, разрываемом на части многочисленными разногласиями и противоречиями.
