Оррин настолько увлекся происходящим в лагере, что я сделал три шага, прежде чем он меня заметил. Оррин повернул голову, мы посмотрели друг другу в глаза, и я бросился к нему.
Брат предостерегающе поднял руку, не дав произнести ни слова.
— Подожди! — прошептал он, и в наступившей тишине я услышал то, что слышали бандиты внизу, — стук подъезжающей повозки.
Мы молча ждали. Небо заливалось розовым и красным, далекие вершины горных хребтов окрасились светлым золотом, но в ложбине еще лежали черные тени.
Мы стояли плечом к плечу, как стояли раньше против Хиггинсов, против темных демонов засухи и неурожая, которые досаждали нам на родных холмах Теннесси, против индейцев и подонков вроде Рида Карни. Мы стояли вместе, и в этот момент я вдруг понял, почему мой брат здесь. Я знал, кого увижу в повозке.
Внизу на тропе показались лошади. Повозка, которой правила Лаура, остановилась.
Пайсано и Дуайер вышли ей навстречу и первым делом получили от нее деньги, а потом принялись разгружать припасы.
Я как-то не думал, что встречу здесь женщину, и тем более — Лауру. На Западе в те годы женщин уважали, и мне даже в голову не приходило арестовать женщину, хотя я был убежден, что в Лауре ничего нет, кроме злобы и отвратительного характера.
Арестовать Лауру? Да, я должен выполнить свой долг, но в первую очередь мне нужны улики против ее отца. Да, Приттс оказался еще хуже, чем я предполагал, если послал дочь с таким поручением.
Конечно, никто не поверит, что эта нежная и хрупкая девушка доставила деньги убийцам.
Оррин переступил с ноги на ногу и вздохнул. Я никогда не видел его таким — побледневшим, осунувшимся, с пустыми глазами, как будто его здорово избили.
— Мне нужно было увидеть ее собственными глазами, — сказал он. — Нужно было убедиться самому, чтобы поверить. Прошлым вечером я кое-что заподозрил, но доказательств не было.
— Ты знал, где их лагерь?
— Вчера Джонатан весьма обстоятельно ее проинструктировал.
— Мне придется ее арестовать, — сказал я.
— Делай что хочешь.
— Но с другой стороны, мне Лаура ни к чему. Она ничего не скажет.
Оррин некоторое время тихо стоял, затем произнес:
— Пожалуй, я перееду на ранчо, Тайрел. Сегодня же.
— Мама обрадуется, она очень постарела за последнее время.
Мы чуть отодвинулись в кусты, Оррин вернул самокрутку и прикурил.
— Тайрел, — сказал он немного погодя, — за что Приттс им заплатил? За Торреса?
— Нет, — ответил я. — За Торреса рассчитался Феттерсон.
— За тебя?
