Письма к отцу | страница 6



Вот и Одесский русский театр пригласил меня на премьеру моей пьесы про английского актера «Кина», жившего в 19-м веке…

Про эту поездку напишу чуть подробней.

Теперь, папа, любимая Одесса, город, где прошла твоя юность, для нас с тобой — «заграница»!

Виза мне пока не нужна, но в аэропорту уже строгий паспортный контроль и таможенный досмотр. Впрочем, таможенных деклараций, как обычно, не хватает, поэтому таможня понимает слово «досмотр» буквально. Таможенник долго в упор смотрит в глаза каждому пассажиру, потом задает один и тот же вопрос: «РУБЛИ ВЕЗЕТЕ?»

Все пассажиры, на всякий случай, четко отвечают: «НЕТ!»

Только один честный одессит признался: «ВЕЗУ РУБЛИ! НО СДАЛ В БАГАЖ, ЧТОБ НЕ БЫЛО ПЕРЕВЕСА…»

Таможенник улыбнулся шутке и пошел ее пересказывать начальству. Из чего я понял, что по натуре Одесса остается прежней Одессой, хотя и включилась в борьбу за самостийность и настаивает на особом статусе вольного города в составе Украины, с правом на два официальных языка и один акцент.

Прилетел я в Одессу глубокой ночью, и мне сперва показалось, что в ней никого нет. Сплошная темнота. Такое впечатление, что все куда-то уехали и враз погасили за собой свет.

Но наступило утро, взошло солнце и осветило людей и цены в магазинах. Цены здесь такие огромные, что занимают все витрины. Хорошо, что в них много нулей, через них можно разглядеть кое-какой товар.

Я взял такси, проехался по любимым одесским местам, заплатил 100 тысяч купонов. Сначала сумма меня огорошила, потом я стал считать: 100 тысяч купонов по нынешнему курсу — примерно 5 тысяч рублей. 5 тысяч рублей — примерно 3 доллара, 3 доллара — примерно цена открыток с видами Одессы, которые я видел на Брайтоне. Таким образом, можно сказать, что Одесса торгует по мировым ценам, но товар идет в натуральную величину.

Это меня порадовало. Я вышел из такси на углу Кузнечной и Тираспольской, возле того самого дома, из которого ты, папа, в 30-м году ушел в армию, защищать советскую власть.

Дом с тех пор, слава Богу, не ремонтировали, очевидно, поэтому он как-то устоял. У ворот дворика сидела совсем седая старушка. Она долго смотрела на меня, потом задала удивительно элегантный одесский вопрос:

— Слушайте, я вас правильно узнала?

— Да! — не раздумывая согласился я.

— Вы — Изя?!

— Да! — подтвердил я. — Но, если считать, что ныне — 30-й год…

— А какой? — удивилась она. — Разве нет?..

Я не стал ее ни в чем разубеждать, просто молча ей поклонился и пошел по улице.