Не сговариваясь, национальные делегации выстроились вдоль стен – каждая у своей.
– Проходите в центр зала, – проговорил над Шидд, бросив взгляд на циферблат часов.
Голицын автоматически повторил его жест – на левом запястье Ивана блестел массивный на вид, но в действительности необыкновенно легкий, почти невесомый браслет – точно такой же, как у Начальника Школы – по крайней мере внешне такой же. Помимо часов с привычной земной двенадцатичасовой шкалой, здесь был универсальный хронометр Альгера – как им пользоваться, правда, Голицын пока понятия не имел, – а также магнитный компас, аварийный радиомаяк с пеленгатором, и множество других устройств, в названиях и назначении которых, похоже, путался и сам Гайдуков, выдавший утром браслеты своим курсантам.
– Встаньте внутрь круга, – продолжил давать указания Начальник Школы.
– Ближе, бандерлоги… – прошептал, копируя его тон, Семак.
Иван растерянно огляделся, ища глазами хоть что-то, напоминающее круг, и в следующий момент тот появился: тонкая линия окружности высветилась прямо на полу. Сделав несколько шагов, Голицын пересек ее и первым занял указанное преподавателем место. Никаких поощрений, впрочем, за этим не последовало.
Иван вздохнул. После урока языка он оставался единственным в шестерке, кто еще не имел призовых баллов. Однако и на этот раз проявленное рвение не принесло ему ничего, кроме саркастических ухмылок товарищей.
Наконец все восемнадцать курсантов собрались в центре зала. Нард Шидд неспешно поднялся со своего кресла. В кулаке у него был зажат какой-то миниатюрный приборчик – не больше трубы мобильного телефона.
– Прошу внимания! – проговорил Начальник Школы. – Мы начинаем!
Что-то резко щелкнуло, и освещение в зале погасло. Кто-то негромко вскрикнул. Иван втянул голову в плечи.
В следующую секунду в глаза ему ударил яркий свет. Голицын зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил себя стоящим на круглой, ничем не огороженной площадке, вознесенной на многие сотни метров над поверхностью земли. Впрочем, Земли ли? Определенно, нет! Раскинувшийся у их ног город даже отдаленно не напоминал родную Землю.
Иван словно завис над исполинской, сверкающей бриллиантами, рубинами и изумрудами старинной императорской короной. Ее переливающиеся в ярких лучах солнца драгоценные камни и самоцветы были гигантскими зданиями, украшенные финифтью золотые пластины – площадями и перекрестками, ажурная филигрань – хитросплетением улиц и путепроводов. Сходство довершали пересекающие город от края до края две жемчужные нити, расходящиеся в середине и почти смыкающиеся на концах – каково их урбанистическое значение, Голицын не представлял.
