Около крыльца пансиона стояла хозяйка, бурно выяснявшая отношения с молочником. Я вежливо поздоровалась, проходя мимо, но ответом меня не удостоили. Да, девушке, сподобившейся уехать отсюда, можно только позавидовать. Я попыталась представить себе, каково это — иметь покровителя, который везде будет платить за тебя. Но ведь это означает, что придётся сообщать ему обо всех своих тратах. Или он просто будет давать Джине деньги, которые она сможет расходовать по своему усмотрению? Так удобнее, но всё равно зависимость слишком велика. Окажись я в таком положении, и я бы постоянно чувствовала неуверенность в завтрашнем дне, не говоря уж о том, что, продавая себя, лишаешься свободы поступать, как сочтёшь нужным. Но, может, у них любовь, и он не ставит Джине условий? Так значит, начнёт ставить потом. Быть может, я и похожа на ту лису, что сетовала на незрелость винограда, но сама я, по зрелом размышлении, на такое бы не согласилась.
С Луселией я встретилась на следующий день. День был особенным — состоялась генеральная репетиция «Рождественской сказки», и прошла вполне удовлетворительно. Не без накладок, конечно, но накладки во время прогона — вещь почти неизбежная. Более того, среди персонала нашей Оперы бытует поверье, что если генеральная прошла без сучка, без задоринки, то премьера, скорее всего, провалится.
С Луселией мы были соседками не только по комнате, но и по столу в гримёрной, поэтому, переодеваясь и разгримировываясь, я постоянно слышала её щебетание, обращённое, правда, по большей части не ко мне. Я причесалась и принялась закалывать волосы, когда Луселия снова обратила на меня внимание.
— Да у тебя их две! — сказала она, глядя на мои заколки.
— Да, парные.
— Слушай, отдай одну мне, а?
— Отдать тебе? У тебя разве своих нет?
— Таких — нет. Я о такой давно мечтала.
— Они же парные.
— Тем более. Значит, у тебя одна останется.
Я вытащила заколку из волос, подержала в руке. Отдавать было жалко, отказывать — неловко. Придумать же достойную причину для отказа я с ходу не могла.
— Ну дай, а? — просила Луселия. — Что тебе стоит? А я тебе свою шляпку дам поносить. Помнишь, с листьями, ведь она тебе понравилась?
Я вздохнула и протянула заколку приятельнице, твёрдо сказав себе, что не в вещах счастье. И ещё неизвестно, что хуже — мучиться сожалением о потерянной заколке, или чувством вины, оттого что из жадности отказала в пустяковой услуге.
— Спасибо! — обрадовалась Луселия. — А шляпку когда захочешь возьмёшь, хорошо?
