— Вот как? Почему же до сих пор молчал?
— Не хотел нарушать ваше спокойствие.
— Награди Лота и выведи через тайный выход к реке. Там его никто не заметит.
— Не надо выводить меня, — запротестовал пастух. — Позвольте остаться в замке. Я буду служить вам, баронесса. Денег не нужно, лучше дайте мне лук. В Людвигсхаффене все знают, как метко я стреляю, когда мне это позволяют.
— Что ты скажешь на это, Кобург? — вопросительно взглянула на управителя замка Лили.
— Он действительно хорошо стреляет, — подтвердил Отто. — Об этом знают многие. Парнишка получит и деньги, и лук. Станет ли он во время нападения стрелять в людей своего бывшего хозяина — это его дело.
— Как-никак, у Михаэля около двадцати воинов, — задумчиво произнесла Лили, и трудно было определить, имеет ли сказанное какое-то отношение к луку, предназначенному для Лота. — Среди них — несколько очень опытных. Это немалая сила.
— Я немедленно предупрежу капитана Стомвеля, — молвил д’Артаньян. — Пусть приготовится. Сам с двумя мушкетерами останусь в замке.
— Не смею прерывать ваш визит в замок Вайнцгардт, господин граф, — сухо молвила баронесса. Д’Артаньян не узнавал ее: в словах, облике девушки, самой манере поведения появилось что-то сурово-холодное и явно неженское. — Однако обоз должен покинуть пределы моих владений. Я не желаю, чтобы в конфликте, возникшем между двумя представителями рода Вайнцгардтов, были замешаны французские подданные. Это даст местному маркграфу повод для вмешательства в наши родовые распри.
— Простите, баронесса, но это невозможно, — столь же официально возразил лейтенант королевских мушкетеров. — Если из-за стычки моих солдат с людьми барона у стен вашего замка вспыхнет война между Францией и Германией, это в Париже еще смогут понять. Но кто в Пале-Рояле и Лувре способен будет понять, по какому праву мушкетеры решились оставить на растерзание противника замок, который до этого дал им приют? Единственное, что я могу обещать: мы не станем вмешиваться до тех пор, пока кто-то из людей барона не совершит нападения на француза. Но если это произойдет, в чем я совершенно не сомневаюсь, — ухмыльнулся себе в усы д’Артаньян, — то пусть простят нас все боги и валькирии вашей благословенной Валгаллы.
— Повторите то, что вы только что сказали, — уже более решительно потребовала графиня д’Оранж, со страхом и ненавистью глядя на того, кого так неосмотрительно приютила в своей утренней ванне.
Коронный Карлик оставался мертвенно-невозмутимым. Тем не менее, выдержав определенную паузу, засвидетельствовавшую уважение к самому себе, повторил:
