Мадлен прочитала про Джоан и сад Лидии и про то, что она собирается сходить в Кентерберийский архив, — скорее всего, мать так и не успела этого сделать. Маргарет Бродер, жившая в эпоху королевы Виктории, скорее всего, была той самой леди, торговавшей тканями, о которой говорилось в отрывке из приходских записей. Лидия не была до конца уверена в том, что ее предки жили в Кентербери до Маргарет Бродер, следовательно, из ее разговоров с сестрами Бродер не вышло ничего путного. В таком случае становилось понятно, почему она продолжала их навещать, потому что Мадлен не сомневалась, что даже ангельское терпение Лидии не выдержало бы их странного поведения. Возможно, она надеялась, что они вспомнят что-нибудь интересное. Настойчивость Лидии принесла свои плоды, потому что она начала нравиться сестрам, которые даже показали ей дневник.
Одна строчка в письме заставила сжаться сердце Мадлен:
Точно знаю, что ты спросишь об этом, поэтому отвечаю — нет, я еще не получила результаты анализа крови, но чувствую себя вполне прилично и продолжаю считать, что ты зря устроила переполох.
Мадлен свернула письмо. Она не плакала все эти дни, слишком глубоким и темным был колодец ее чувств, чтобы рискнуть туда упасть. Но сейчас горе разрушило его стены, и она отчаянно зарыдала, упав в кресло и зарывшись лицом в одну из подушек с цветочным рисунком, выполненным Вильямом Моррисом[9]. От нее пахло лавандой.
Наконец Мадлен подняла голову от промокшей от слез мягкой подушки и взглянула на небо за окном. Солнце продолжало заливать все вокруг своим светом.
К полудню она лишь сумела очистить поверхность стола. Все бумаги с последними исследованиями Лидии были аккуратно сложены в маленькую коробку, которую Мадлен собиралась забрать с собой в Кан и просмотреть позже, когда немного придет в себя.
Она решила первым делом заняться спальней, понимая, что там ей будет труднее всего. Но сначала следовало вспомнить о здравом смысле и поесть. Джинсы уже отвратительно болтались на талии, поскольку в последние несколько дней она не слишком часто вспоминала о еде.
В холодильнике ничего не оказалось. До сих пор Мадлен брала в кафе еду на дом или обходилась хлебом и сыром. Хлеб, лежавший в керамической банке в кладовке, зачерствел, а в холодильнике остался крошечный кусочек сыра, который одиноко торчал на полке, заставленной баночками с приправами.
До центра Кентербери, где рядом с воротами собора расположилось множество маленьких кафе, было совсем недалеко, и она решила пройтись туда пешком.
