Неспешной, величественно-усталой походкой полководца, который только что вернулся из-под Грюнвальда, король Владислав подошел к похожему на трон креслу, сел в него и, ухватившись руками за подлокотники, несколько минут охватывал зал взглядом. Он всматривался в него с выражением исключительной важности принятого им решения, которое предстояло огласить перед множеством знатных людей страны, цветом ее воинства.
– И все же я должен начать эту войну! – бросил он в пустоту зала. – Начать и победить в ней!
Король прислушался к собственному голосу. Именно так, спокойно и грозно, будет звучать этот голос, когда он сообщит о своем решении сейму. Спокойно, величественно и грозно…
Поводом для объявления войны послужит, конечно же, договор Польши с Венецией. Но это скорее повод для правителей самой Венеции. Королевская дань вежливости – и не более того. На самом деле он, Владислав IV, давно вынашивал мысль об этой войне. О великой священной войне против Османской империи. Войне, которую Европа должна с благодарностью воспринять и с такой же благодарностью поддержать.
Польские рыцари, наследники славы Грюнвальда, – король наклонился и поискал глазами портрет Ягайла, – выступят против могущественной Порты, и, во славу свою, пойдут на смерть, как и подобает воинам Христа, защитникам христианства во всем мире. Они предстанут, должны предстать, перед Европой и перед Историей как избавители от «османской чумы», которая постоянно нависает над всем югом и востоком Европы, проникая все дальше и дальше в глубь ее, по Днепру, Бугу, Днестру, Дунаю, чтобы рано или поздно подступить к Варшаве, Вене, Праге, Парижу… А возможно, и к Риму.
При мысленном упоминании о Риме король весь напрягся, словно ждал, что вот-вот последует грозное возражение. Но возражать было некому. Да и кто мог бы возразить ему по этому поводу?
Он прикажет коронному и польному гетманам [1] прекратить всякие стычки с казаками, увеличить количество реестровых казачьих полков. Своим королевским указом поручит…
Кстати, кому он сможет поручить это? Тут еще, конечно, следует подумать… Тем не менее он поручит, прикажет одному из казачьих полковников-атаманов поднять на войну все казачество, которое только и мечтает о том, чтобы снова «обкурить пороховым дымом» стены турецких крепостей и ворота самого Стамбула. Ведь «обкуривали» же они их во времена гетмана Сагайдачного.
