Закадычные друзья, зарыдав, обнялись под грохот аплодисментов и приветственные возгласы собравшихся, которые от избытка чувств повскакали со своих мест. И пока они обнимались, дьявол шептал Хоакину: «Если бы ты мог задушить его в своих объятиях…»
– Изумительно! – раздавалось со всех сторон. – Какой оратор! Какая речь! Кто бы мог ожидать? Как жаль, что никто не догадался пригласить стенографов.
– Это необыкновенно! – восклицал один из гостей. – Наверное, мне уже никогда не доведется услышать ничего подобного.
– У меня, – восклицал другой, – по телу, мурашки бегали!
– Но смотрите, смотрите, как он, однако, побледнел!
И это была правда. Хоакин почувствовал себя после победы побежденным, почувствовал, как погружается в бездну грусти. Нет, дьявол его не покинул. Эта речь была таким успехом, какого он никогда не испытывал и какого он никогда не испытает. Успех пробудил в нем искушение целиком отдаться ораторскому искусству, чтобы на этом поприще снискать славу, которая бы затмила славу Авеля-живописца.
– Ты видел, как плакал Авель? – спрашивал уже при выходе один из присутствовавших.
– Это оттого, что речь Хоакина стоит всех его картин. Своей речью он создал эту картину. Надо будет так и назвать ее: «Картина на мотив речи…» Отбрось речь – и что останется от картины? Ровнехонько ничего, за исключением первой премии!
Когда Хоакин вернулся домой, Антония поспешила ему навстречу и обняла его.
– Мне уже все известно, мне рассказали. Вот видишь! Теперь ты убедился, кто стоит большего! Пусть знает, что если его картина чего-нибудь да стоит, то только благодаря твоей речи.
– Верно, Антония, верно, но…
– Какое же «но»? И ты все еще…
– Да, я все еще… Не хочу рассказывать вещи, которые злой демон нашептывал мне, пока мы обнимались…
– Нет, нет, лучше не рассказывай, молчи!
– Так закрой мне рот.
И Антония закрыла ему рот долгим, жадным, влажным поцелуем; глаза ее были затуманены слезами.
– Что же, может быть, так тебе и удастся изгнать злого демона, выпить его из меня поцелуями…
– Чтобы он вселился в меня, не так ли? – попыталась отшутиться бедняжка.
– Да, попробуй высосать его из меня, тебе он не принесет. – вреда, в тебе он наверняка умрет – утонет в твоей крови, как в святой воде.
Когда же Авель, вернувшись домой, остался наедине с Еленой, она сказала:
– Ко мне заходили и рассказывали о речи Хоакина. Он чуть было не испортил твое торжество… чуть было не затмил тебя!..
– Не говори так, жена, раз ты сама не слышала.
