— Давно бы так!
Ударил коня — и опять во главу отряда.
А атаманша подбоченилась, зубы скалит.
— С недоноском своим лизался? Вояка!
И сама испугалась. Наехал Гулявин так, что отпрянула даже золотистая кобыла, и нагайку поднял.
— Т-ты, сволота!.. Нишкни, шлюхина морда! Слово пикнешь — спину нагайкой перешибу. Свое место знай!
Попробовала Лелька отшутиться:
— Испугал! Еруслан-богатырь!
Зыкнула в воздухе нагайка, и едва успела Лелька голову отклонить, как бритвой кожушок на плече разрезало и обожгло болью, а Гулявин, как бешеный, и у рта пена кипит:
— Молчать… мать твою! Забью!
Шарахнулись даже кони от зверьего крика, и чем бы кончилось — неизвестно, но только из-за снегом засыпанных ку-чугур скачет разведка во весь опор.
Издали кричат еще:
— Командир!.. Гулявин!.. В Преображенке кадеты!
Опустил Василий нагайку.
Атаманша за плечо держится, губу закусила, а по щекам слезы текут.
Но даже мельком не взглянул на нее Гулявин. А тут уже и Строев рядом.
— Много кадета?
— До черта!.. Мы одного подхватили в кучугурах… Говорит: дроздовцы. На Таганрог идут!
— А где ж пленный?
— Как где?.. В духонинском штабе в адъютанты пошел.
— Дурачье! Сюда тащить было надо, Списать всегда успеется.
— Чего таскать? И так все вымотали» Первый дроздовский полк. Семьсот штук кадетов и пушка одна.
Посмотрел Василий на Строева.
— Загвоздочка… елки-палки! С пушкой, сволочи!
— Ничего! Немцев с пушками били!
— Так-то оно, так!
Задумался Василий. Потом прояснел сразу:
«Чтоб пятьсот матросов — да кадетов побоялись? Тысячу давай — все равно убрать можно».
— Ну, Миша… командуй. Твоя работа!
Подозвали командиров рот, выяснили задачу.
Наступать решили, когда станет темнеть.
Две роты в лоб, одна с тылу охватом, и при ней Лелькина кавалерия.
— Сразу только!.. Как мы отсюда на штык пойдем, так вы сзаду. Крика побольше!.. Эй, ты, атаманша, слюни подбери! Дело делать нужно. После отревешься.
Через час рассыпались цепи и тихо поползли по пескам между голым лозняком, в котором посвистывал ветер.
Гулявин стоял на пригорке и в бинокль смотрел за уходящими цепями.
Далеко, в направлении экономии, хлопнул одинокий выстрел, потом второй, и сразу зачастило молоточными ударами по железу.
— Охранение заметило, — сказал Строев.
— Здорово службу знают, черти! — ответил не без зависти Гулявин.
Чаще и громче трещали винтовки, и, блеснув от экономии молнией, тяжело и гулко ударила пушка.
В нежносинем сумеречном небе мигнул зеленым огоньком разрыв, и круглым звуком охнула шрапнель.
