Уж не то, как осквернили мужеложеством братским Господа трапезную, покуда смех их не стал каким-то… ненормальным, что ли. Видимо, Церера Многоплодная поразила их безумием минутным за то, что сношались - а ведь, хоть и сводные, всё ж братья! - под образом её, искусным мастером на стене намалёванным. Вон, даже кажется, что овечки, её окружающие, мордами в другую сторону повернулись.
- Ничтожный раб Выфху входил без спроса. Может, Господин дома Северус желает наказать его и раба Наэмнэ?
- Отнюдь. А принёс-ка бы ты, Выфху, чего-нибудь поесть. Ну, хоть хлебов, после трапезы праздничной оставшихся…
В трапезную, послужившую внезапно местом любви для братьев, хоть и названных, влетела, разъярённая, как греческая Мегера, Адриана - такая же страшная, с раззявленным в крике ртом. Вот только бича ей не хватало для полного сходства с самой страшной из трёх Эриний* , рождённой от капель крови оскоплённого Урана, в ночи глухой. Да волосы были тщательно убраны в высокую, замысловатую причёску, а не вздымались, как живые змеи, вокруг головы. Нет, не тянула Адриана на Мегеру. Видом. Но не словесами. Как раз наоборот.
- Как посмел ты, о супруг мой, взявший меня невинною, пачкаться вновь о брата твоего - бастарда, да ещё и худородного гостя твоего, осыпая их поцелуями и ласками, кои принадлежат отныне по праву лишь мне единой?!
- Не сердись, жёнушка страшенная моя, у меня головка болит. А ты только кричишь зря. Ведь уже свершилось всё то, о чём поспешила доложить ты мне, как солдат Императора военачальнику своему!
Что с того, зачем кричать теперь-то, когда вот он я, как есть перед тобою, и можешь даже поколотить меня, только, чур, голову не трогать.
- Ах ты охальник, супруге своей законной, коя честь блюла…
- А вот о чести и бесчестии давай-ка не будем. И я, и брат мой возлюбленный Квотриус, спасший меня от злоумышления твоего, чуть было не обескровившего меня вовсе, знаем о твоей ложной невинности. Меня же, твоего супруга и Господина, ты, ехидна, восхотела убить.
- А, - бросил Снейп, - надоело с тобою препираться мне. Всё равно что овца ты еси, такая же жирнющая и тупая. А ещё ягниться хотела от чужого, безродного какого-то барана и отъявшего невинность у тебя.
Профессор устал изгаляться над спесивой бабой - голова болела ужасно. Кажется, мозг превратился в какую-то разновидность жидкой массы, перетекающей в черепе туда, куда он склонит голову.
- Не смей! Не смей! Приворожил ты меня Напитком Любовным, лишь мучать меня восхотев. Сам же в обществе мужчин время проводишь. А уж сумерки!
