И я понял, что мне надо делать.
Если я доберусь до неведомой мне Смоленской площади в день парада, залезу на танк, а еще лучше — сковырну в доказательство своего подвига какой-нибудь винтик с брони, против этого не смогут устоять ни дурацкие пистолеты, ни дурацкое сеструхино пальто, быть мне с тех пор и навсегда в наших играх славным красноармейцем.
Просить родителей отвезти меня на какое-то там Садовое кольцо было бесполезно. Я заранее знал, что ничего из этого не выйдет. Поэтому я хранил свою тайну целую неделю, а в день годовщины Великого Октября в шесть утра сам встал, оделся и потихоньку ушел из дома — ловить перед парадом Таманскую дивизию.
Для тех, кто не знает Москву, объясню — дело это нелегкое. Для парня, которому нет еще и шести, — особенно.
Как это было, рассказывать не буду, но славных таманцев я все-таки нашел. И на танке посидел, и получил от какого-то неведомого бойца в подарок форменную пуговицу со звездой.
Домой добраться оказалось труднее. То есть по дороге «туда» я ориентировался на толпы народа с флагами, шарами и букетами. Как птица осенью, не знающая направления на юг, никогда не заблудится, если потянется вслед за другими пернатыми, пролетающими мимо, я достиг цели.
Но обратная дорога — это другое дело.
Но я смог и это.
Примерно часа в четыре дня я, сонный, уставший и голодный, но страшно счастливый, уже подходил к дому. Меня отловила тетка, приехавшая вместе со всеми прочими родственниками разыскивать меня по окрестностям.
Через час задница у меня была такого же красного революционного цвета, как и транспаранты на демонстрации, но, лежа на боку, я сладко засыпал в своей комнате под гомон собирающихся праздновать годовщину Октября в соседней комнате родственников.
Я был просто счастлив — моя битая задница была неоспоримым доказательством моего подвига, значит, уже через день я обязательно буду играть в войну «за наших».
Так я и уснул — почесывая битый зад кулаком, в котором была зажата форменная пуговица со звездой.
Рыбу готовить я не очень люблю.
Нет, селедка — это, конечно, другое дело, и вобла всякая — тоже.
Я про обычную рыбу: вот не люблю ее готовить — и все тут. Потому что есть ее не люблю.
С детства.
Во времена моего детства как-то больше всякой живой рыбы продавалось. Это сейчас, куда ни посмотрю, только стерлядь в магазинах по аквариумам плавает, ну и карпы, может, какие-нибудь. А когда-то чуть ли не вся рыба в магазинах продавалась живой.
