Маккартура не могли предать суду в Англии за проступок, совершенный в Новом Южном Уэльсе, но он знал, что губернатор Маккуори, сменивший на этом посту Блая, имел указание Государственного секретаря предъявить Маккартуру обвинение в уголовном преступлении, как только он окажется на территории колонии. Так что Маккартур безнадежно застрял в Англии, оставшись без средств к существованию. Он посылал одно за другим отчаянные письма к Элизабет, умоляя перевести все те деньги, которые у нее были.
В то время Маккартур многое узнал о тонкорунной испанской шерсти. Его постоянно мучала нервная депрессия. Время от времени от тщетно пытался добиться от лорда Батерста заверения в том, что обвинения, выдвинутые против него, будут сняты по возвращении в колонию. Единственным светлым пятном, за исключением редких писем от Элизабет, многие из которых были или утеряны, или перехвачены (так однажды в течение двух лет он не получил ни одного), было поступление в Англию во все возрастающих количествах тонкорунной шерсти с его овец. К 1817 г. у Элизабет было около пяти тысяч овец. Она экспортировала больше половины шерсти, производимой колонией.
Это был год, когда Батерст снял наконец свои обвинения и разрешил Маккартуру отплыть в Новый Южный Уэльс вместе с сыновьями Джеймсом и Вильямом, оранжереей и ста двадцатью горшками саженцев оливок, винограда, каперсов, инжира, яблок, орехов, ревеня, жасмина, а также рассады первоцвета и маргариток.
Прибыв на родину, Маккартур немедленно принялся за работу по перестройке фермы, и, по словам его сына Джеймса, «животворящий гений отца превратил ферму в блестящую и просторную резиденцию». Спустя шесть лет о поместьях Кэмден говорили как о самых отличных хозяйствах колонии. На Маккартуров работали сто двадцать три бывших каторжника, которые дважды в день получали чай и сахар. Им также выдавалась одежда и табак. Шерсть Маккартура постоянно пользовалась наибольшим спросом на рынке. Джеймс и Вильям впервые стали мыть овец в реке для очистки шерсти, что привело в дальнейшем к разработке системы очистки и стрижки шерсти, впоследствии принятой по всей Австралии. В 1830 г. Маккартуры снимали шерсть с двенадцати тысяч овец.
Но хозяин стад уже не был прежним. Взрывы лихорадочной энергии сменялись приступами черной меланхолии; в конце жизненного пути он не мог переносить даже присутствия жены и детей… Но уважение и любовь последних к нему были неизменны. Они помнили его как человека, склонного к щедрым порывам, любящего читать вслух произведения классических авторов, принимавшего за свой идеал Сципиона Африканского
