Степан Бердыш | страница 78



— Ага! Так вот, — посол взял значительную вымолчку, оглядел смело урусов двор, — не могли казаки Кольцова в том зле участвовать. Ибо, — ещё одна вымолчка, — весь его стан перешёл на царскую службу раньше того избиения. Тати тогда же покаялись, шерть чинили царю и ровными долями распределились по весям и дозорам. Вот тебе и поклёп. И злая хула, что рождена, байкана, нянчена и приодета общими нашими смутьянами, — прострельный взгляд на заморгавшего Телесуфу. — А коли словам моим не доверяешь, так у меня, князь, есть видок, который имеет и бумагу о том, и чьё имя в той бумаге проставлено. Сам же он государем уполномоченный. Прикажи его кликнуть, он тебе ту присягу представит. Только нынче ты с ней можешь ознакомиться. И без того её отсылку в Москву много недель откладывали — заранее ожидаючи наговоров охульников. Для тебя берегли, полагая, какие могут у тебя быть на нас неверные взгляды. Так что, надеюсь, приязнь двух высоких повелителей восстановится — всем недругам назло.

Лицо Уруса дрогнуло. Слабым манием он приказал ввести царского уполномоченного. Степан с достоинством поклонился и, не дойдя посла, протянул бумагу. После чего вторично поклонился и вышел. Иван ступил к дивану и передал грамоту толмачу. Тот скороговоркой перевёл господину содержание, не до конца даже. Урус был озадачен, но, так и сквозило, доволен.

— Хорошо, — устало произнёс после раздумья. — Бей челом воеводе астраханскому. Жди гонцов. Стану шерть чинить.

Обливаясь потом, Хлопов вывалился на свежий воздух, нестрастно кивнул Степану. Тот беззвучно выдохнул. Теперь осталось покорно снести тягостные дни ожидания на подворье у несносного Телесуфы.

Дворник Телесуфа

Телесуфа даровито травил жизнь русским. Он строго ограничил их свободу, разрешив прогуливаться возле своего терме. Делалось всё, чтоб расшатать устои посланных. Днями страхолюд частенько мотался по их теру. Своих заставлял громко играть на тулумбасах. У посольского терме с зари и дотемна прохаживался драный ногай, с сирыми перерывами наяривая на длинной скрипучей трубе. Не исключено, всё это творилось с благословения Уруса. Задумка просчитывалась навскид: Хлопов не выдержит, уберётся восвояси, сорвав и отдалив присягу.

Но Иван, приобретя за годы посольской службы завидную закалку, стойко сносил корнюшенные измывательства. Степану подворье далось тяжче. Он не привык к неприкрытому поношению чести. От бунта богатыря удерживал только пример Ивана да угроза телесуфовой расправы. К счастью, в середине месяца (16 января) с утра заявился толмач Бердый Ахмет, известил, что Урус пополудни ждёт Ивана Хлопова в открытом поле.