Он, разумеется, понимал, что сетовать втихомолку — пустое. Глупо и бесполезно. То сама жизнь, закон выживания. Выживания не животного, а коберского — хитрыми людьми придуманного, подстроенного. И всё-таки как раз этого маленького права, права бессильно, безмолвно возмущаться, не может отнять никто! Только это право и оставалось у него, у тысяч и тысяч малых мира сего, подмятых неостановимой колесницей зла, коберских козней и жизненного несовершенства. Только смерть в силах отнять право противостоять этому катку, хотя бы и в душе. Право возмущаться про себя несправедливостью чудовищных законов, ставящих наперёд не личное счастье маленького одиночки (а что на свете лучше, справедливее этого?). Право восстать на непонятные уму, несущие горести и беды придворные мошенства знати — вселенской знати коберов, их бездумных прихвостней и прислужников: князей и бояр, ханов и мирз, королей и падишахов, султанов и эмиров. Тех, для кого участь маленьких владельцев бессмертных душ ничуть не занятней и не дороже ослиной…
Отбив кулак о войлочный настил, погрузился в тревожный прерывистый сон. Уже светало. И сон не был добрым. Снился большой и шумный пир, на котором его разбил паралич, а он вынужден глазеть, как мерзкий Телесука пожирает варёную конину и непрерывно подмигивает, подталкивая к сведенным губам Степана тухлое мясцо.
Днём среди толп ногаев углядел Ураза — раз или два мелькнуло лицо. Что знакомы, вида оба не подали. Степан кожей чуял слежку, пытливые взгляды телесуфовых соглядатаев. Плохо: Ураз наверняка запасся не безделушками. Самой важной представлялась сводка о состоянии в Сарайчике. А также в улусе Измаила, на который Годунов делал ставку как на грядущую опору русского влияния в Ногаях. С глазу на глаз перемолвиться с Уразом не довелось.
* * *
Орда исполинским роем двинулась вдоль Яика. Одно крыло перешло реку, после чего вся громада полила двумя рукавами — потоком и ручейком. Очевидно, Урус возлагал надежды на восточных мирз и даже на западных казахских владетелей. А ещё ему казалось, что легче усыпить бдительность противника, идя обеими берегами Яика. По доносам, казачий городок щетинился на островке при впаденьи Илека в Яик, ближе к правобережью.
В самом деле, по мере качения к ордынской клочистой копне прибивались кочевые ошмёточки. Имелся у ногаев и свой отборный полк — с огнестрельными рушницами.
Как-то Хлопову случайно повезло словить обрывок сговора Телесуфы с Акмирзой. Так узнали, что северные улусы будут брать Кош-Яик самостоятельно. В короткой беседе мелькнуло имя «Кучум». Стоило ли сомневаться, что речь о том самом Кучуме и что воинственный сибирский царь намерен поквитаться с помётом Ермака? При таком раскладе, положение станичников усложнялось: крепостце на острове грозил тройной, с обходом, нежданный удар значительных сил кочевников.
