Цесаревич Алексей | страница 20
Часть торжественной процессии была видна царице из окна: карета с престолонаследником, запряженная восьмеркой украшенных белых лошадей, по бокам восемь всадников в белом, на головах треуголки, на ногах высокие черные сапоги — все согласно придворному церемониалу царицы Екатерины Великой, — позади форейторы в украшенных золотом и серебром головных уборах и обшитой галунами форме; сверкает на солнце золотое шитье ливрей, в которые одеты кучера в коротких панталонах до колен и белых чулках. Затем гофмейстер царицы и княгиня Голицына, в традиционном шитом серебром русском придворном наряде с драгоценной ношей на руках: ребенок в специальной длинной кружевной рубахе и обязательной (для отпрыска правящего царя) накидке «рожденного в пурпуре» на вытканной серебром и золотом подушке. Княгиню сопровождают двое вельмож, которым поручено нести отороченную горностаем мантию царевича.
Величие процессии впечатляет — впервые со времен Петра Великого крестят сына правящего царя! За золотой каретой чинно шествует императорский гофмейстер с золотым скипетром в правой руке, за ним церемониймейстер с императорским жезлом и другие члены Государственного Совета в сопровождении гофмаршала на коне и генерал-адъютанта «свиты Его Величества». Звучат фанфары герольдов, шествующих попарно торжественным маршем, следом едут кубанские казаки в вышитой золотом парадной форме, в высоких папахах, «кубанках», с длинными шашками наголо. За ними скачет гвардейский корпус кирасир в белых мундирах и сверкающих на солнце шлемах. Замыкает процессию конный эскорт.
Князь Роман Петрович вспоминает об этом торжестве, в котором принимал участие восьмилетиим мальчиком вместе со своими родителями, великими князьями: «Одетый в белый матросский костюм, я со своими сестрами ожидал в вестибюле родителей. […] На отце был парадный мундир, а на маме — «русский наряд», украшенный, как и ее кокошник, драгоценными камнями. У парадной лестницы ждали закрытые кареты и ландо с лакеями в сияющих золотом праздничных ливреях. Когда мои родители садились в карету, кучер поднял вверх кнут — это выражение почтения, оказываемое своим господам придворными кучерами. Помню также, сколько труда доставил лакеям длинный, отороченный соболями шлейф моей матери. […] Мы, дети, ехали в ландо. За нами — барон Шталь и Коцебу.