Но этот взгляд был хуже пытки и боли. Он завораживал, как взгляд змеи. Притягивал, как магнит, прилипал к лицу. Черный подчинял себе мое тело, сковывал волю, убивал разум. Обездвиживая, парализуя, как паук муху, он знал, что я целиком и полностью в его власти. И это было самое жуткое. Я принадлежала ему, как безвольная тряпка. И это было невыносимо.
Он появлялся с неизменной усмешкой, читавшейся в темных глазах, и медленно, вразвалочку преследовал меня, где бы я ни находилась. При этом он ни разу не ускорил шага — ему это не требовалась. Я ведь все равно не могла убежать.
Хотя пыталась всякий раз. Сердце бешено колотилось, стучало в ребра, мыщцы сводила судорога, но все зря — скованная взглядом Черного Человека, я не могла подвинуться вперед даже на сантиметр, как будто он держал меня в невидимой клетке, очень тесной клетке.
Но я не сдавалась. Мне кажется, ему ни разу не довелось поймать меня только потому, что пусть хотя бы мысленно, я каждый раз продолжала бежать. Иногда, проснувшись, зареванная и перепуганная, я думала: а что бы он сделал, если бы настиг меня? Что еще может сделать человек, которому другой принадлежит, как вещь?
* * *
Прошло около десяти лет, и я узнала ответ на этот вопрос.
Придя учиться в институт, я познакомилась с Максом. Он был на одном курсе со мной, но поступил туда уже второй раз — в первый отчислили.
Макс жил в общаге, чисто по-студенчески много пил и водил дружбу с разного рода фриками. Мы стали друзьями, а вскоре и любовниками, ходили всюду вместе и прыщавые юнцы, недавние школьники, по-детски дразнили нас: «Тили-тили-тесто… Машка с Максом жених и невеста!»
Макс увлекался темой осознанных сновидений, другой реальности, расширенного сознания и прочими безумными вещами. Кастанеда был его настольным автором, самым авторитетным. Кроме него Макс признавал в литературе разве что Де Куинси, Генри Миллера и Джека Лондона — того за одну-единственную книжку, о которой мало кто слышал: «Звездный странник». Это повесть о человеке, брошенном в тюрьму. В самых невыносимых условиях, когда к нему применяли пытку обездвиживанием, он научился выносить сознание за пределы своего человеческого тела. И таким образом сумел прожить не одну, а сотни разных жизней — в разные времена и эпохи.
Но то была художественная литература.
Зато видения дона Карлоса, в которые Макс верил, как в совершенную реальность, Орел и Ягуар — занимали все его мысли (из тех, которые не занимала я и всякие бытовые проблемы).
