Вот оно, оказывается, как – быть привидением. Все ясно видишь, но ничего не можешь сделать. Боль, отчаяние, злость наполняли Алису до краев. Зачем она здесь, если обречена быть лишь бесполезным и бессильным свидетелем? Неужели ничто не спасет и так настрадавшегося малыша – сейчас, когда его судьба может измениться к лучшему, когда он находится всего в шаге от спасения?
Сиделка взялась за иглу и вдруг замерла, словно парализованная.
Алиса с удивлением посмотрела на Квазимодо и увидела, что его рука поднята, а пальцы согнуты, словно он держит чью-то невидимую руку.
С минуту женщина стояла неподвижно с застывшим, будто во сне, лицом, а потом сцедила смертоносную жидкость и вылила ее в раковину, находящуюся здесь же, в углу палаты.
– Ну вот, – пробормотала она, глядя на пустой сосуд для внутривенных вливаний, – инъекция сделана, все как хотел профессор.
И сиделка, шаркая, вышла из палаты.
Алиса была потрясена.
– Что это было? Как ты это сделал? – спросила она, сев на кровать Квазимодо.
Тот еще не оправился от боли и страха и смотрел на девушку, словно не понимая, о чем она говорит.
– Как ты это сделал? Как заставил ее повиноваться? – спросила Алиса настойчиво.
– Я не знаю! – ребенок заметался по постели. – Я боюсь! Я не хотел, чтобы она меня мучила! Я хотел, чтобы она вылила эту гадость и оставила меня в покое. Я сделал что-то плохо? Я плохой? Меня нужно наказать?
Он впал в настоящую панику, и Алисе пришлось обнять его, бормоча успокаивающие слова, гладя трясущееся крохотное тельце.
– Ты все сделал правильно. Ты спасся, а это самое главное, – прошептала она, удивляясь, сколько же в этом несчастном искалеченном ребенке силы, если он способен быть одновременно в обоих мирах, если он способен передавать свои мысли на расстояние и внушать что-либо взрослым, вполне сформировавшимся людям.
Этот несчастный малыш, бесспорно, гораздо сильнее ее самой. Он гораздо сильнее всех тех, кого она только знала!
– Скоро мы вытащим тебя отсюда, – пообещала она Квазимодо. – А пока не позволяй им себя обидеть! И зови меня на помощь.
Он посмотрел на нее удивительными, очень большими и темными, словно пронизывающими, глазами.
– Спасибо, – он ткнулся большим шишковатым лбом ей в плечо, прижался и замер.
Девушка сидела, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить малыша, а он вдруг глубоко и горестно вздохнул.
– Я хотел бы, чтобы ты побыла здесь подольше, – сказал он грустно, – но тебя зовут. Ты должна вернуться.
