И вправду из дому слышался шум необыкновенный: рев, чихание не умолкали, затем треск, гром, будто кидаются блюдами, или кострюлями.
„Скажите, пожалуйста, как мне войти в дом?" спросила Соня.
„И что стучаться без толку", продолжает лакей свое, будто не слыхал вопроса Сони. „Оно бы еще можно, кабы вы, примерно, стояли за дверью, — ну, постучались, я бы отпер вам отсюда, а так, знаете...” говорит лакей и глядит не на Соню, а вверх.
„Какой неуч!" думает Соня. „Впрочем, может быть он это не нарочно, а так, глаза у него сидят, что не сладит с ними, одумалась она. „Но хоть бы отвечал на то, что у него спрашивают! Скажите, как мне войти в дом?" - уже бойчее спрашивает Соня.
„И здесь, полагать надо, просижу до завтрашняго дня...” опять иачинает лакей.
Вдруг отворяется дверь н вылетает из нея большое блюдо прямо в голову лакея, задевает его за нос и, ударившись в дерево, разбивается в дребезги.
„…А можёт и больше-“, договаривает лакей тем же голосом, будто ни в чем не бывало.
„Как мне войти”- еще громче спрапшвает Соня.
„Как войти? А за каким вам туда делом, извольте-ка сперва сказать?”-
Соне очень не понравилось это замечание.
,,Ни на что не похоже - ворчит она, „как эти люди нынче стали разсуждать! не сладишь с ними: совсем из повиновенья вышли!"
А лакей, с радости должно быть, что огорошил Соню, опять за свое:
„А я просижу здесь и ныне и завтра и во веки веков".
„Но что же мне-то делать?'-
„А что угодно-“, говорит лакей, и заевистал.
„Нечего с ним толковать", говорит Соня, доведенная до отчаяния. „Он набитый дурак!" Пошла, сама отперла дверь и вошла.
Дверь отворялась прямо в большую кухню; в ней стоял дым коромыслом. Посреди кухни, на скамье о трех ножках, сидела сама пиковая княгиня и няньчилась с ребенком; кухарка, около печки, нагнувшись над огромной кострюлей, мешала в ней ложкой что-то, похожее на щи.
„Наложила же она в них луку и чесноку''', говорнт Соня про себя и расчихалась. И вправду иаложила! По всей
кухне стоял запах лука и чеснока; сама княгиня нет-нет, да и чихнет; а про ребенка что и говорить— ревет да чихает, чихает да ревет без умолку. Не чихали лишь двое: кухарка да огромная кошка, сидевшая у печки. И что за морда у этой кошки! широкая, преширокая,- будто скалится она до самых ушей.
„Скажите пожалуйста”, начала Соня довольно робко: она не знала, учтиво ли первой вступать в разговор, „отчего это у вас кошка так скалится?'
..Она сибирская кошка”; отвечает княгиня, „вот отчего. Свинья!...”- вдруг крикнула она так яростно, что Соня даже подпрыгнула и оторопела. Увидав, однако, что не ее, а ребенка она обозвала свиньей, Соня успокоилась и опять пустилась в разговор.
