– Чего, чего? Умеешь ты поразить! – восхитился Савел.
– Да, если бы не было «ничто», не было бы и «не-ничто», то есть жизни. Но слова ничего не значат. Знаю только, ничто – непереносимо. И надо жить, возбуждать в себе энергию, бороться, и тратить ее – не бессмысленно.
У меня-то самого не было возбуждения, чувствовал в себе упадок энергии.
– Это непонятно, – сказал Савел. – Смотри, как бы твоя энергия не сожгла.
Я потер лицо ладонью.
– Не знаю, зачем нужна эта обостряющаяся и затухающая энергия во вселенной. Так случилось. Она создала наш местечковый живой мир. И надо прожить ее во всей полноте. Мне дорого то, что пришлось пережить, дорого то, что живет, и уйдет.
Боль потери была во мне подлинной. Савел ядовито щерился.
– Но кто дает нам любить то, что живет? И страх потерять его?
– Может быть, сама энергия космоса. Мы состоим из элементов вселенной, она воздействует на нас, не говоря даже о приливах и отливах, вызываемых луной. Мы со своей рациональностью считаем неодушевленной энергию космоса. Средневековые человеческие опыты над природой устранили боль из науки. Но кто знает, может, это не энергия, а что-то живое, оно возносится в безграничную притягивающую близость или обрушивается в боли разрушения. Оно в нашем теле, бушует в нем. Войны – это микрокатастрофы в космосе.
– Значит, остается безумная боль и жалость. Зачем это нужно? Вот мы, и нас уже нет, ушли в ничто. Были ли, или остались в чьей-то памяти?
– Когда я люблю, то чувствую нечто помимо меня, брюзжащего и ожидающего конца. Это как золотой шар бессмертия древних греков.
– То есть, и ты ни к чему не пришел! – торжествующе сказал Савел.
– В моей позиции есть смысл.
– А меня все чаще посещает мысль: все суета сует и всяческая суета.
– Экклезиаст был ипохондриком.
Я устал от него, и продекламировал:
– Какое счастье – о себе забыть!
Не знать своих фантомов в общем доме,
и горем детским душу излечить,
класть плачущему на плечи ладони.
Я приглашал Савела к нам.
– Приходи, у нас другие люди, рубят и тешут бревна для новой жизни.
Савел задумался.
– Нет, это не по мне. Не люблю быть зависимым. И не верю так, чтобы посвятить себя чему-либо.
Там, куда сердце стремится для исцеления, у Савела была тьма, недодуманность, пустота.
Савел пригласил меня на вечер новой элиты, потерявшей свои состояния, но быстро их восстанавливающие. Это был дом моего знакомого Либерала, типичные хоромы с интерьером модного «звериного» орнамента и игривых золотых завитушек, и неясными признаками будущей трансформации.
