Я польстил им, чтобы вызвать эмоции. Школяры одобрительно поаплодировали.
Донести мою мысль могла только поэзия. Я беспардонно использовал вдохновения великих соотечественников, и даже принес в жертву Есенина, раскрывая объятия роще Академии:
– Милые березовые чащи! Ты, земля! И вы, равнин пески! Перед этим сонмом уходящих я не в силах скрыть моей тоски. Особенно этого поэта любили зэки, сидевшие в темницах.
Мои слушатели замолчали. Видимо, что-то поняли. Как те самые зэки.
– Так что же такое бегство из бездомности? – вдруг спросил Владимứр. Я озадаченно продолжал:
– Значит, не поняли. Не инстинкт слабости и силы, не страх, а неприкаянность сводили людей друг с другом, чтобы спастись. Родство друг с другом, стремление к безграничной близости и доверию. Даже сама природа из сострадания бросает мужчину и женщину друг к другу, наградив наше слияние высшим физическим наслаждением. Прав шлягер: «А как на свете без любви прожить?»
Тут мои школяры снова оживились и зааплодировали.
– Инстинкт разума лишь способствует выявлению чудесного родства. Бегство из бездомности – оно вечно. Человек не может жить в одиночестве. Кому не знакомо чувство бездомности, тот находится по ту сторону добра и зла, не способен сострадать другому, его сочувствие – лицемерие. Кто доволен и остановился, тот перестал любить, омертвел. Равнодушие и здоровый идиотизм – это и есть нормальная жизнь, с крепкими нервами. И живешь до глубокой старости. Не то, что мучающийся творческими поисками очкарик – умирает молодым, и часто не естественной смертью. Потому всегда так хрупок человеческий мир.
– А что же тогда своеволие? – спросил Мундюх.
– Это все равно, что ломать свой дом. Путь обратно в одиночество.
– Вы говорите о свободе, – догадывался Остромысл.
– Свобода не может повредить дому, где нашел спасение.
– А наслаждения? – спросил красавец Мундюх. – Разве не в них заключается дом?
– Стремление к наслаждению? – посмотрел я на красавца Мундюха. – Это тоже спасительная встреча одиночеств, переходящая в сладостное облегчение, после которого снова бросает в новые наслаждения. Только здесь природная обязанность мужчины продлить род заменяется кратким наслаждением. Все в человеческом существе – это стремление к бесконечной общности. Игры в вашу любимую лапту, и все, что вываливается из зрелища живых теней, и жажда путешествий, открытий того неведомого, что за океаном.
– А что же тогда семья? Это же высшая близость.
