– Что так?
Я попытался быть искренним.
– Со мной что-то случилось. Как с пациентом у глазника, который показывает буквы, а тот молчит. Что такое? «Буквы вижу, но забыл, как они называются».
– Свой человек! – вскричал ведущий. – Мы тоже пялим глаза, ничего не понимая. А зачем понимать, разве что изменится?
В зале хохотнули от наивной бесхитростности гостя.
– Ну, хоть что-нибудь. Какие инструкции давала разведка?
Я обозлился.
– Инструкции были такие: не поддаваться провокации.
Зал одобрительно зашевелился. Ведущий ощутил, что из такого поворота ничего острого больше не выдавит.
– Ну, тогда что скажешь о нашем мире? Первые впечатления. Смелее, все как на духу!
Наверно, он привык находиться в агрессивной стойке, готовый к отпору в мгновенно вспыхивающей убежденности, – или от безнаказанности, или от презирающего взгляда сверху.
Я попытался собрать разрозненные мысли.
– Вы меня приняли, спасибо. Но здесь что-то застилает глаза. Горизонт того, что есть, понижен, как будто намеренно
– Ну, ну, – поощрял ведущий. – Вжарь, чтобы нас расшевелить.
Я не понимал странного оживления в студии. Как будто я сказал что-то, о чем они не знали.
– Что ты имеешь в виду? – радостно искривился ведущий, предчувствуя оглушительный катарсис.
– Ваш мир мне показался стоячим, как болото, – лез я в петлю.
Молодые интеллектуалы в заднем ряду, в коротких модных фуфайках и мятых штанах, стали аплодировать.
– Вы сталкиваетесь друг с другом, как слепые. Как будто сидите в пещере, не догадываясь, что можно выйти на волю.
– Как пауки в бане! – торжественно провозгласил ведущий.
– Это мысль Платона, а не Достоевского.
Мое предложение вслушаться в гул земного шара и шорох космоса вызвало у них непонятный шум.
Искомый катарсис наступил. В рядах было радостное веселье.
– Так мы только это и делаем! – от смеха выдавил ведущий. – Слушаем гул океана.
Присутствующие облегченно отвалились от меня, не увидев во мне ничего нового и опасного.
Из студии я вышел в недоумении – что это было? Что за насмешки?
Ко мне подошла группа молодых интеллектуалов.
– Мы неоградные (по-нашему «Не ограда»), – решительно представился один, остроносый, от этого как бы устремленный вперед. – Меня зовут Тео. Охранители устоев называют нас подзаборными. Не обращай на них внимания. Ты нам понравился – повеяло чем-то совершенно другим.
Наверно, они увидели во мне иной чудесный мир, который, оказывается, реален.
– И я здесь увидел другое, – растерянно сказал я.
