Тинг вернулся с пивом, умостился слева от меня и, глотнув холодной влаги, прижмурился от удовольствия, точно жёлтый китайский кот.
— Вот что, Тинг… Как думаешь, кто они?
— Они? Они с юга. Там все — такие.
Тинг сделал ещё глоток и быстро кивнул несколько раз подряд, словно соглашаясь сам с собой.
Удобно ты устроился, Тинг, подумал я. Чего уж проще — решить, что где-то там все такие, и успокоиться. Хотя мне-то самому — что до них?
— Нет, Тинг. Я спросил: кто они, а не откуда они. Что с юга — сам вижу.
— А мне почем знать? Странные они.
— Может, боятся чего?
— Может, и боятся… Только, я думаю, не наше это дело. Понимаешь, что я хочу сказать?
Понимаю, подумал я.
Маленькая женщина, насытившись, отодвинула от себя тарелку с остатками пищи и вновь устроилась в привычной своей диковатой изломанной позе, наполовину прикрыв веками тёмные южные глаза. Длинные тяжёлые волосы её, черные волосы с еле заметным оттенком красного дерева, были заплетены в косу и убраны под плащ; я с тайным восторгом впивал памятью чужую красоту этой женщины, совершенство ледяного профиля, и болезненным диссонансом вплеталось в колдовскую музыку ощущение звенящего напряжения лица её, проступающее резкими алыми пятнами на бледной коже. Мужчина, огромный и плотный, точно вылепленный из тяжкой сырой глины, потянулся через стол, сказал неслышно. Она качнула головой в ответ, шевельнула губами. Он склонился ближе, взял её руки и продолжал говорить. Я с удивлением обнаружил, что, даже не разбирая слов, понимаю, о чём он, чувствую смертельную нежность и страсть голоса его, такую невозможную, непостижимую в этих холодных родных существах; лицо его исказилось мучительной гримасой, когда женщина вдруг откинулась телом и громко засмеялась, глядя ему в глаза, и глина обратилась базальтом, и Пан ударил по чёртовым струнам, запел ватажную лихую песню, харчевня задрожала, заходила ходуном от топота и смеха танцующих пьяных селян.
Бог мой, как страшно умеет веселиться толпа! Мало, кричали слепцу, мало, Пан, ещё играй, ещё!.. быстрей, Пан!.. И тогда Пан, облизнув белым языком сухие губы, сотворил песню, о которой просили его, умоляли его, требовали у него -
ту самую, в сумасшедшем варварском ритме точно рождённом из древнего чрева земли отнимающем у человека человеческое и птицы падали с небес и псы забивались в тесные жилища свои и выли псы от ужаса и пролился осыпался дождь за окнами харчевни дождь соединяющий связующий в единое воздух и землю и серебряный холод тронул разгоряченные вспотевшие лица танцующих…
