— Да я даже не приглашу тебя танцевать.
— Отлично. Извини меня, но он очень ревнив.
— Я понимаю. Спасибо, что позвонила, Марси.
— И не подсаживайся за наш столик поболтать.
— Зачем мне это делать?
— У него, понимаешь, есть этакие антенки.
— Прости, мне представился таракан. У него тоже есть… Прости.
— Я тебе говорю, он может улавливать даже сигналы.
— Не сидеть, не болтать, не смотреть, не прикасаться, не танцевать, я все усвоил, — сказан Мэтью. — Я тебя никогда не знал, ладно?
— Ну, ты не обязан заходить настолько далеко, хотя…
— Расслабься. Я не буду на этом балу.
— Но ты говорил…
— Нет, Марси. Тебе не о чем беспокоиться. Я весь вечер в эту субботу буду сидеть дома, один-одинешенек…
— Перестань, Мэтью.
— Буду прихлебывать мартини и таращиться на дождь…
— До свидания, Мэтью, мне пора бежать.
— До свидания, Марси, — сказал он и повесил трубку.
Он сидел, хмуро глядя на телефон, вдруг осознав, как ему обидно, что она бросила его с такой небрежностью. Она ведь говорила: «Я люблю тебя, Мэтью Хоуп». Как раз в канун Нового года: «Я люблю тебя, Мэтью Хоуп».
Выбираясь из «ягуара» на автомобильной стоянке братьев Джордж, Леона Саммервилл высоко обнажила ножки, чем привлекла внимание четырех подростков, которые пытались запихнуть упакованную стиральную машину в пикапчик. Один из них крикнул ей:
— Эй, мамаша!
А другой спросил:
— Как тебя зовут, сладенькая?
Леона улыбнулась. Когда она входила во вращающиеся двери универмага, какой-то мужчина шел ей навстречу. Он прокрутился в дверях и снова вошел следом за ней в магазин. Он стоял, качая головой от изумления, и следил взглядом, как она, вихляя бедрами, пробирается в толпе к эскалатору. Когда Уоррен проходил мимо, мужчина повернулся к нему и сказал: «М-да», а потом, все еще качая головой, вышел из универмага. Уоррен быстро прошел по залу, вступил на эскалатор и посмотрел вверх, на Леону, которая еще не сошла с движущейся ленты, и взволнованно отвернулся, поняв, что из-под коротенькой юбки может увидеть ее трусики.
Она сошла с эскалатора на втором этаже, и он последовал за ней в отдел дамского белья — в деловой Калузе, у братьев Джордж это называлось «Интимные одеяния», о чем и гласила надпись, выполненная зеленым шрифтом на розовато-лиловом фоне. Леона прошла мимо женщины-манекена, одетой в черное нижнее белье: бюстгальтер, пояс с подвязками, сетчатые чулки и трусики, оканчивающиеся низко на бедрах.
Интимные одеяния. Многие с трудом могли бы верно написать слово «одеяния». Они бы спутали «е» с «и» или «я» с «е», если бы их попросить произнести это по буквам, не глядя на надпись. Но только не он. Слово «одеяния» часто встречалось ему, когда он печатал донесения для управления полиции в Сент-Луисе, поскольку старшим офицерам почему-то всегда хотелось знать, какого рода это чертово
